Мэгги с Мелани снова погрузились в работу, а между тем Том, возвратившись в столовую, разговорился с приятелем, выпускником Университета Южной Флориды, в доме которого ночевал в день землетрясения.
— Я видел, с кем ты разговаривал, — улыбнулся приятель. — Ну и ловок же ты, черт возьми! Такую девчонку подцепил!
— Да, — покраснел Том, — она классная. И добрая к тому же. Из Лос-Анджелеса.
— Еще бы! — рассмеялся приятель. Они водрузили баки с морковным супом на огромную газовую плиту, доставленную Национальной гвардией. — Ясно, из Лос-Анджелеса, откуда же еще? Не с Марса ведь в самом деле.
Том не мог взять в толк, что в его последних словах так позабавило друга.
— Что ты хочешь сказать? Она могла бы жить и здесь.
— Черт! Ты что, голливудские сплетни не читаешь? Конечно же, она живет в Лос-Анджелесе — с ее-то карьерой! Господи, да она ведь недавно «Грэмми» получила.
— Да? — Том потрясение уставился на друга. — Ее зовут Мелани… — И тут до него наконец дошло, в чем дело и кто она такая. Он остолбенел. — Ох ты, Господи! Она, наверное, решила, что я полный кретин… Ведь я ее не узнал… А я думаю, милая блондиночка тащит коробку. Сзади она, правда, что надо, — усмехнулся он. Но главное — человек замечательный — скромная, без всяких там звездных закидонов. Когда она говорила о своей матери, о ее далеко идущих планах относительно Мелани, он должен был бы все понять. — Еще она сказала, что хотела бы пойти учиться на медсестру, но мать не позволит.
— И ей-богу, она будет права. С такими-то деньжищами! Я бы на месте матери тоже ее не пустил бы. Ей одни только записи небось миллионы приносят.
Том с досадой возразил:
— Ну и что? А если ей претит то, чем она занимается? Дело ведь не только в деньгах.
— Именно в них, если вращаешься в ее кругах, — практично рассудил выпускник Университета Южной Флориды. — Во всяком случае, она может скопить себе кругленькую сумму, а потом заниматься всем, чего душа пожелает. В роли медсестры, правда, я ее плохо представляю.
— Ей, кажется, нравится ее нынешняя работа, и женщина-волонтер, которой она помогает, очень лестно о ней отзывалась. Скорее всего она не хочет быть узнанной. — Он снова смутился. — Или я один тут не знал, кто она такая?
— Не исключено. В лагере уже прошел слушок, что она здесь, вот только я до сегодняшнего утра сам ее не видел. Что и говорить, шикарная девчонка. Так что, старик, тебе повезло. Вкус у тебя хороший, — одобрил приятель.
— Ну да. Она небось думает, что я остолоп.
— Возможно, она усмотрела в этом нечто оригинальное.
— Вот почему мне ее лицо показалось знакомым. Я ей говорил об этом и даже спросил, не встречались ли мы раньше, — простонал Том. — Думал, может, она тоже из Беркли.
— Нет, старик, — улыбнулся друг. — Она обитает в гораздо более привлекательном месте! Пойдешь еще к ней? — Приятель Тома очень на это надеялся: ему и самому хотелось пообщаться с Мелани — хотя бы раз, просто чтобы можно было потом сказать, что он с ней знаком.
— Может быть. Если отважусь после такого конфуза.
— Ну уж ты как-нибудь. Она того стоит. Ведь другого такого случая свести знакомство со звездой тебе не представится.
— В ней нет ничего звездного. Совсем обычная, — заметил Том. Именно это в Мелани его и подкупало, а уж потом ее доброта и ум. Впрочем, трудолюбие тоже.
— Поэтому не хнычь, что чувствуешь себя болваном. Лучше сходи к ней.
— Да, может быть, — неуверенно отозвался Том и стал помешивать суп. Интересно, придет она обедать или нет?
Эверетт вернулся из похода в Пасифик-Хейтс к концу дня. Ему удалось сфотографировать, как спасатели вытаскивают женщину из-под обломков дома. Она лишилась ноги, но осталась жива. Сцена ее вызволения была настолько трогательной, что даже у Эверетта навернулись на глаза слезы. Последние несколько дней оказались очень тяжелыми. Несмотря на богатый опыт пребывания в горячих точках, Эверетту в лагере довелось увидеть такое, что глубоко тронуло его сердце. Об этом он и говорил с Мэгги, когда они сидели на улице во время первого за долгие часы перерыва. Мелани осталась в помещении и после объявления по громкоговорителю раздавала больным инсулин и шприцы.
— А знаете, — улыбнулся Эверетт, — мне здесь нравится. Даже жаль будет возвращаться в Лос-Анджелес.
— А мне так всегда здесь нравилось, — спокойно отозвалась Мэгги. — Я сразу же, как только попала сюда из Чикаго, влюбилась в этот город. Приехала сюда, чтобы вступить в орден кармелитов, а оказалась в другом. Я полюбила работать на улицах.
— Вы просто вторая мать Тереза, — поддразнил ее Эверетт, не зная, что Мэгги с ней часто сравнивали. У Мэгги с матерью Терезой было много общего — смирение, неиссякаемая энергия и безграничное сострадание к ближнему. Все это являлось следствием ее непоколебимой веры и свойственной ее натуре доброты. Она, казалось, излучала свет.
— С кармелитами мне было бы, пожалуй, слишком скучно: чересчур много молитв и мало дел. Наш орден мне больше подходит, — заключила Мэгги с умиротворенным выражением на лице.
Они сидели, попивая воду. На улице вновь не по сезону потеплело. Так же было и перед землетрясением — не по сезону тепло. Никогда в Сан-Франциско не сличалось такой жары, как в этом году. Предвечернее теплое солнце ласкало лица.
— Вам никогда не хотелось послать все к черту, усомнившись в своем призвании? Вы никогда не подвергали сомнению свое призвание? — с интересом спросил Эверетт. Они с Мэгги подружились. Она совершенно его очаровала.
— С чего бы это? — удивилась она.
— Ведь такое случается со многими. В определенный момент мы начинаем размышлять о своей жизни, о выбранном нами пути. Со мной, например, частенько такое бывало, — признался Эверетт, и Мэгги понимающе кивнула.
— Перед вами стоял более сложный выбор, — мягко сказала она. — Женитьба в восемнадцать, затем развод, расставание с сыном, отъезд из Монтаны, профессия, которая для вас тоже больше чем работа, можно сказать, жизненное призвание. А следовать призванию — значит, принести в жертву личную жизнь. Потом вам пришлось бросить работу, бороться с алкогольной зависимостью. Все это очень непростые решения, их, наверное, трудно было реализовать. Мне намного проще. Я иду туда, куда меня посылают. Послушание. Оно значительно облегчает жизнь. — Голос Мэгги звучал спокойно и уверенно.
— Неужели все так просто? Неужели вы всегда соглашались с теми, кто поставлен руководить вами, и вам никогда не хотелось поступить по-своему?
— Мной руководит Бог, — ответила Мэгги. — Я тружусь, прежде всего, для Него. И отвечая на ваш вопрос, скажу «да», — продолжила она. — Иногда мысли и дела, например, матери-настоятельницы или там епископа мне кажутся глупыми, иногда недальновидными или чрезмерно устаревшими. Но сейчас мне практически предоставили свободу действий. Они знают, что им не придется за меня краснеть, а я стараюсь не слишком критиковать политику городских властей. В противном случае все очень расстраиваются, особенно когда я права, — улыбнулась Мэгги.