Вечера с Петром Великим | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Здоровье вернулось, и мы чувствовали его как никогда раньше.


Спустя некоторое время учитель рассказал еще одну историю…

— …У церкви на Петербургской стороне росла высокая старая ольха. Однажды разнесся слух, что в сентябре месяце произойдет такое большое наводнение, что вода скроет эту ольху. Пророчествовал какой-то мужик, истово, клятвенно заверял в гибельности водошествия. Ему поверили, потому что новый город страдал от наводнений. Народ ходил, смотрел ольху, ахал; примеривались, получалось, что если верх ольхи вода скроет, то весь город затопит до крыши. Беспокойство разрасталось и дошло до того, что стали семьями покидать дома, собирали пожитки, уезжали в окрестности, куда повыше, на Дудергофские горы, в Красное Село. Народ-то был весь пришлый, нездешний, на слухи и страхи падкий. Вскоре Петру донесли про суматоху в городе. Новая столица имела множество недругов, они пользовались любым поводом ославить выбранное Петром место. Паника в городе ширилась, надо было как-то успокоить горожан. Но как именно? Поучительно проследить, как действовал Петр. Первое, с чего начал он: приказал срубить ольху. Для чего? Полагаю, чтобы убрать наглядность, то, что служило как бы документом и меркой. Далее учинил розыск. Опрашивали одного за другим — кто от кого слышал. По цепочкам добрались до первоисточника. Мужик оказался переселенцем с южных краев. Недовольный болотной сыростью, холодиной здешних гиблых мест, он затеял это пророчество. Итак, виновник разыскан. Казалось бы, наказать примерно, и делу конец. Однако, обычно скорый на расправу, Петр, тут не спешит. Заключает мужика под стражу до назначенного срока наводнения. Горожанам это известно, все ждут. Но уже по-другому, как зрители. Сентябрь кончился, наводнения нет, еще неделя проходит — нет. Тогда оглашают приказ — чтобы от каждого дома явились в такой-то день и час к тому месту, где недавно стояла ольха. Там соорудили помост. Возвели на него лжепророка, прочли увещевание и дали ему пятьдесят ударов кнутом.

Наказание вызвало всеобщее одобрение, такова уж человеческая природа — все рады были свалить на него вину за свои страхи и легковерие.

Антон Осипович оглядел всех с видом победителя.

— Государственный ум! Верно? Пустяк, но и в пустяке видно.

— Мм-да-а, рисковый парень, — сказал Гераскин, — наводнение-то могло ведь случиться.

— Конечно, могло. Но мужик предсказывал не от знаний, — сказал профессор, — он использовал российскую склонность ко всякого рода суевериям. Приметы, ворожба, гадания, знамения. Сколько у нас такой языческой древности сохраняется!

— Петра попрекают, — продолжал учитель. — Лефорту, мол, он приказал обрезать рукава и полы зипунов у стрельцов. Петр сам ответил тогдашним своим хулителям и будущим, мол, старики по невежеству думают, что без бороды не войдут в царство небесное, хотя оно открыто для всех хороших людей: и с бородами, и без бород, с париками или плешивым.

Страх лишиться бороды ведь тоже из категории суеверия, вовсе не на обычаи старины Петр ополчался, длинные бороды не были связаны с религиозными представлениями. Причем тут предпочтение западному облику — азиаты, татары, случается, тоже без бород ходят.

У Петра, по-моему, было предубеждение ко всякого рода пророчествам. Другое дело — научные предсказания. К ним Петр относился серьезно. В 1705 году астрономы сообщили ему, что ожидается на территории Средней России солнечное затмение. Петр обеспокоился. Год был тяжелый. Война со шведами шла неровно. Фельдмаршал Шереметев потерпел конфузию при Мур-Мызе. В Астрахани восстали стрельцы и солдаты. А тут еще солнце погаснет. Ясное дело, воспримут как плохую примету, сразу найдутся толкователи, хорошего не предскажут, набрешут всяких бед: поражение от шведов, мор, глад. Знамение не срубишь, как ольху. Надо по-другому задачу решать. По словам Молочкова, задавал он эту задачу своим ученикам: как бы они поступили на месте его? Он сделал паузу, как бы приглашая и нас подумать, но не стал дожидаться.

— Петр рассылает начальникам-губернаторам, архиереям собственноручные письма, предупреждая о затмении. Чтобы разъяснили народу. Предстоит, мол, такое явление. Это обычное, регулярное действие природы, ничего чрезвычайного или сверхъестественного. Да и какая может быть чрезвычайность, если заранее предупреждают. Разослал также Нарышкину, Головину, прочим руководителям:

«Господин адмирал! Будущего месяца, в первый день будет великое солнечное затмение; того ради изволь же поразгласить в наших людях, что оное будет, дабы в чудо не поставили. Понеже люди про то ведают прежде, то не есть уже чудо». Обратите внимание на последнюю фразу. То есть чудо — это неведение.

Как ни странно, все, кроме разве профессора, тем не менее считали, что чудеса случаются и происходят до сих пор. Если поискать как следует в собственной жизни, обязательно найдутся происшествия странные, вещи необъяснимые, совпадения, лишенные всякой вероятности, то есть чудеса, абсолютно достоверные чудеса. Даже Антон Осипович верил и в телепатию, в летающие тарелки, снежного человека и гадания цыганок.

Гераскин, например, вспомнил, как однажды справляли у него дома день рождения, молодые были, надрались до бесчувствия. Взялся Гераскин под утро развозить всех по домам. Спустились вниз, сели в «Москвич», набилось невесть сколько народу. Сам Гераскин за руль, завел машину, включил скорость, хотел было тронуться, сцепление выжать не может, что-то мешает. Как сковало его. Что — понять нельзя, нога не поднимается к педали. Заглушил мотор, вышел из машины, глядь, под колесами лежит тесть и спит, похрапывает, уютно так устроился. Весь хмель у Гераскина вылетел, потом прошибло. Спрашивается — что это такое было?

— Вот вы мне объясните, Елизар Дмитриевич, — победно устремился он на профессора. — Я ведь шофер-профессионал, у меня все движения должны быть машинальные. А тут застопорило! Я лично верю в чудеса.

— Теперь, во времена науки, можно в чудеса верить, а вы поверьте в науку во времена суеверий.

Один за другим тут посыпались рассказы про чудеса, про знахарей, чудесные излечения, находки, даже удивительно было, сколько имеется у каждого подобных свидетельств и происшествий и как они бережно хранятся.

Итог подвел Гераскин. У его дружка случился инфаркт. Прибыла бригада «скорой помощи». Сняли кардиограмму. Все, как полагается при инфаркте средней тяжести. В это время является соседка. Она считалась чокнутой. Услыхала про несчастье и предлагает свою помощь, даже просит. Врачи не разрешают, больной заявляет, что он верит ей. Она тут же начинает накладывать руки. Врачи ждут. Соседка подвигала, подвигала руками, говорит — готово, снова снимают кардиограмму, никаких следов инфаркта! После этого Гераскин приглашает ее к знакомому физику, у него сынишка болен воспалением легких. Подержала она руки над спиной мальчика. Ожог. Воспаление легких прошло. Физик, это папаша, начинает доказывать ей, что таких полей или лучей у нее быть не может. Согласно простейшим расчетам. Очень убедительно доказал, так, что она поверила. И потеряла свою силу. Гераскин недоуменно заключил:

— Разоблачил. Спрашивается — зачем? Не терпим мы чудес, вот они и кончились.