— Гарик, давай сразу поставим точки над «i». То, что было, прошло. В одну реку не ступают дважды.
Обернулся, лик яростный, да как прыгнет! Я пикнуть не успела, уже он на мне, уже пыхтит, ломает, ругается непотребной бранью. Я не сопротивлялась: пустое дело. То же самое, что из-под медведя выкарабкаться. «Ну как? — спросил. — Вспомнила?» Я пошла в ванную, стала под душ, отскреблась мочалкой. Когда вернулась, он уже в одиночку усидел почти поллитру. Глазищи кровью налил, бешеный. «Сядь, — приказал, — покумекаем». — «О чем?»
— Обязательств ты никаких не давала, это верно. Но все годы во мне, как заноза, сидела. А уж чего я повидал, о том молчок. Что будем делать?
— Собирайся и уходи.
— Поосторожней, Таня. Могу обидеться.
— Мне плевать. Убирайся!
— Почему?
— Потому что ты зверь. Не уберешься, милицию вызову.
Гарик задумался и еще себе водочки подлил. Я понимала: если сразу от него не избавиться, хуже будет. Сядет на шею и поедет. Ничего во мне не шевельнулось из прошлого. Чужой, опасный пришел человек. Изнасиловал и пьет водку. Тот, с которым мы были близки, давно умер.
— Не так я думал с тобой встретиться, — сказал Гарик. Ну ничего, нормалек. Утро вечера мудренее.
— Никакого утра не будет. Пошел вон!
Я чувствовала, что слишком далеко зашла, но не могла остановиться. Нервный какой-то срыв. Что же меня все преследуют и преследуют. Я тоже человек. У меня есть право выбора. Гарика я отвергла, не простила ему измены. Он изменил мне, когда сел в тюрьму.
Гарик долакал бутылку и тут же открыл другую. Лицо у него по-прежнему было задумчивое и даже грустное. «Не смей нажираться, — прошипела я. — Здесь не кабак!» После этих слов Гарик принял трудное решение. «Что же, — сказал, — пусть будет по-твоему». Встал, потянутся, как со сна, и, покачнувшись, пошел в комнату. Я за ним. Гарик приблизился к серванту, разомкнул стеклянные створки, достал мою любимую голубую салатницу и, не мешкая, швырнул об стену. Салатница взорвалась с мышиным писком. «Надо у тебя тут прибраться, — заметил озабоченно. — Много лишнего барахла накопила, вот и протухла». Затем с методичностью автомата расколотил два сервиза (итальянский и чешский) и направился к платяному шкафу. С английским шерстяным костюмом ему пришлось повозиться, понадобилась даже финяга, которую он достал из кармана. Зато с платьями и бельишком он управился быстро, они лопались в его крепких руках, как мыльные пузыри, но все-таки, видно, притомился, потому что еле добрался до постели, повалился одетым, натянул на голову одеяло и через минуту захрапел. Комната стала такой, как показывают в современном кино после обыска гэбистов. Завороженная, я разглядывала ужасный разор и не чувствовала боли. Может. Гарик был прав, когда сказал, что тут надо прибраться. Вот он и разрушил уютное гнездышко валютной проститутки. На кухне я налила большой фужер водки, приготовила бутерброд с севрюжкой и с удовольствием выпила и закусила. Потом позвонила Алисе. Мой сбивчивый рассказ о бандитском налете подруга восприняла с воодушевлением и выразила готовность немедленно приехать, прихватив двух мальчиков из своей команды. Я знала ее мальчиков-качков, они любого могли вытряхнуть из трусов, но против нынешнего Гарика были, пожалуй, жидковаты. «Это дело чисто семейное, — сказала я. — Ты не суйся». — «Зачем же звонишь? — обиделась Алиса. — Ой, слушай, а может, мне забрать его? Он при бабках?» — «Ты же знаешь, Гарик всегда при бабках. Поэтому и прозвали малохольным. Приезжай».
Гарик отдыхал ровно полчаса, потом пришел на кухню и повинился. Признался, что после всех житейских передряг, выпавших на его долю, у него что-то нелады с тыквой. Иногда он за себя не отвечает. «Но и ты тоже хороша, — сказал он. — Разве можно так грубо обращаться с человеком, который хватается за тебя, как утопающий за соломинку». Я его не слушала, смотрела в окно и курила. В эти минуты я как-то особенно отчетливо поняла, что скоро кончится моя шальная шалавья жизнь. Пора закругляться. Пора выныривать на поверхность из омута, где трутся друг о друга не люди, а скоты. Только я уже сомневалась, есть ли другой мир, кроме этого. «Сейчас приедет Алиса, — сказала я. — Возьмет тебя к себе». Гарик откупорил новую бутылку, но я не беспокоилась: ломать и крушить в доме больше нечего. «Ты меня с кем-то путаешь, — сказал Гарик, аппетитно хрустя маринованным огурчиком. — Думаешь, у меня баб мало? Или жить негде? Ты дура и больше никто. Я именно к тебе пришел. Хотел отдохнуть душой, и как ты встретила. Убить за это мало». — «Убей, если легче будет. Ничего хорошего все равно не дождешься. Ты мне противен». Зачем я его дразнила, не знаю. Видела, как он опять закипает, рожа стала синяя, как у бегемота. «Из-за своего говенного барахла бесишься? Сколько оно стоило? Лимон, два, три? Да я тебе завтра десять принесу». — «Мамочке своей принеси. Я от тебя глотка воды не приму». — «Ах, не примешь?!» Разобрало бедового. Вскочил, обхватил за спину, руку заломил и сунул головой в раковину. И кран открыл. Неприятное было ощущение. Носом, губами я тыкалась в раковину, а сверху на затылок хлестала ледяная вода. Когда отпустил, вода в раковине порозовела: из носа капала кровь. Я прижала руки к лицу и побежала в ванную. Посмотрела в зеркало: ничего особенного. Только нос сизый, как у пьяницы. Гарик ломился в ванную, требовал отпереть. Я сказала, что не открою, пока не приедет Алиса. Хочу, чтобы она была свидетелем на суде. Конечно, он бы выломал дверь, но не успел. Алиса появилась, легка на помине. Я слышала, как они с Гариком прошли на кухню. Умылась, припудрилась, подсушила волосы и вышла к ним. Алиса была в самом сексуальном своем прикиде: в бежевой кофточке, из которой груди вываливались, как из корзинки, и в черных вельветовых джинсах. Гарик ей успел на меня нажаловаться, и Алиса его ласково успокаивала. «Не расстраивайся, дорогой, Танька всегда была бесчувственной, а вот я, например, совершенно по-другому устроена. Для меня угодить красивому мужчине — главная цель жизни». Они чокнулись и демонстративно поцеловались. Алиса мне подмигнула. Гарик предложил ей утопить меня в ванной, чтобы потом без помех веселиться. Алиса с ним не согласилась, она сказала, что не переживет, если из-за такой твари, как я, безвинно посадят в тюрьму такого замечательного кавалера, как Гарик. «А ты с ней не в сговоре?» — серьезно спросил Гарик, и тут я уразумела, что он пьян так безнадежно, как бывает пьян человек, не просыхающий недели и месяцы. Из-под розоватой, обветренной кожи явственно проступал багровый проспиртованный череп. Ему уже не протрезветь до самой смерти. Как хорошо, что судьба вовремя нас развела…
Алиска все же увезла его к себе, и за это я по гроб жизни ей благодарна. Мы вызвали такси и вдвоем еле сволокли его вниз. В полной отключке он все повторял загадочную фразу: «На полотенце тебя, гадину, на полотенце!..»
18 февраля. Алиса по телефону доложила обстановку. Новости были тревожные. Гарик часов пять проспал как убитый, потом вскочил и куда-то умчался. Даже кофе не попил. По мнению Алисы, он невменяемый и, может быть, даже убийца. Но хуже всего то, что денежек-то у него нет. Он пустой. Пока он спал, Алиса обшарила его карманы. Наскребла тысяч пять с копейками. «Ты их взяла?» — спросила я. «За кого ты меня принимаешь, подруга? По таксе отстегнула три штуки за такси и ночлег. Да ты не волнуйся, он все равно ничего не помнит. Он меня утром не узнал. Называл какой-то Верунькой». — «Жадность тебя погубит, Алиска».