Будничные дела — запрещены,
Подсчитывать доходы — не должно,
Но размышления о них — разрешены,
И сватать дочерей можно.
«Когда ешь ты от плодов труда рук твоих, счастлив ты и благо тебе» [110] , — но давай прочтем стих дальше. Что написано там? «Жена твоя, как лоза виноградная плодоносная, во внутренних покоях дома твоего». Улыбнулся Ицхак и сказал: «Именно это сказал мне рабби Моше-Амрам». Сказал реб Алтер: «Моше правильно сказал. Кто он, этот рабби Моше-Амрам?» Рассказал ему Ицхак.
Сказал реб Алтер: «Согласно моим подсчетам, Ицикл, ты приближаешься к двадцати пяти годам. Скажи мне, сынок, неужели нет здесь среди твоих сионистов кого-нибудь, у кого есть для тебя подходящая девушка? Неужели все — холостые вроде тебя?» Вздохнул Ицхак и промолчал. Посмотрел на него реб Алтер и сказал: «Забота в сердце — человек пусть расскажет. Ты ведь знаешь, что говорит Гемара о словах этих. А именно: пусть расскажет другим». Понял реб Алтер, что Ицхак вот-вот заплачет. Прикрикнул на него, и положил ласково свою мягкую руку ему на плечо, и сказал: «Суббота сегодня, не надо огорчаться. Что, Ицикл, что это такое? Что так огорчает и мучает тебя?» Сказал Ицхак: «Нет… ничего… реб Алтер…» Сказал реб Алтер: «Не будь глупцом, Ицикл… Забота в сердце — человек пусть расскажет…» Сказала Гинда-Пуа: «Ицикл, глаза твои правдивее твоих уст. Если рот твой молчит, глаза твои говорят». Сказал Ицхак: «Что я скажу и что расскажу?» Сказал реб Алтер: «Начни, сын мой, начни, а Господь поможет тебе говорить правду благодаря святой субботе нашей, защищающей нас». Начал Ицхак свой рассказ.
Когда он кончил, сказал реб Алтер: «Так ведь мы можем поговорить с ними». Взглянул Ицхак на ногу реб Алтера, обмотанную ватой, и опустил в отчаянии руки. Сказал реб Алтер: «Видишь ты, сынок, как хорошо человеку, когда есть у него жена? То, что я не могу сделать, она может сделать». Сказала Гинда-Пуа: «Где живут эти „венгры“? Ведь квартал с венгерским колелем — тоже в Иерусалиме. А если это вне стен, так ведь и там тоже живут евреи, и они покажут мне. И я надеюсь на милость Его, Благословенного, что вложит Он слова в мои уста благодаря твоей маме, мир праху ее, да будет она заступницей нашей. Ты видел Хаима Рефаэля? Пойди к нему, Ицикл. Заповедь — порадовать слепого. Но когда придешь к нему, не говори с ним на „литовском“ [111] , а говори с ним по-еврейски». Воскликнул Ицхак, пораженный: «Разве на „литовском“ я говорю?» Сказала Гинда-Пуа: «Ты вставляешь слова, над которыми у нас в городе смеялись. Итак, дома „венгров“ недалеко от Меа-Шеарим; если так, я знаю, где они. А если не найду, так дал Господь, Благословен Он, рот человеку, чтобы спрашивать. А ты, Ицикл, живешь в Иерусалиме, и красишь стены, и делаешь вывески. Кто мог себе представить, что Иерусалим — город, как и остальные города, и есть тут дома и магазины. Вспоминаю я, каким городом рисовался Иерусалим в моих глазах, и мне просто стыдно, до чего я была глупа. Разве можно, чтобы человек существовал без жилья и без магазина, вроде того, как я представляла себе Иерусалим? Поневоле ты нуждаешься в доме, чтобы жить в нем, и в магазине, чтобы купить себе продукты. А я была убеждена, что питаются здесь Торой и молитвой. Ведь даже когда находились евреи в пустыне и были у них Моше, и Аарон, и Мирьям, и Серах, дочь Ашера, и другие праведники и праведницы, не могли они обходиться без пищи, пока не послал им Господь, Благословен Он, манну небесную и перепелов; и в будущем мире Господь, Благословен Он, кормит каждого достойного мясом ливьятана [112] и дикого быка. А теперь, когда я знаю, что невозможно существовать без квартиры и без пищи, снова я поражаюсь, что называют развалину эту, в которой мы живем, — квартирой, а еду, что мы едим здесь, — едой. Но, хвала Всевышнему, в субботу у нас есть все. Не так ли, Алтер? Подожди, Ицикл, сейчас же мы выпьем по стакану чая».
Когда распрощался Ицхак с реб Алтером и его женой, пошел он к реб Хаиму Рефаэлю. Реб Хаим Рефаэль был слепым от рождения, но всю свою жизнь дышал пыльным воздухом бейт мидраша и прекрасно знал Пятикнижие и шесть разделов Мишны; с того самого дня, что он помнил себя, он жаждал слов Торы. И послал ему Создатель добрых людей, которые читали ему, и повторяли ему, и разъясняли ему, а он учил снова и снова, пока не запоминал все наизусть.
Реб Хаим Рефаэль жил в темной комнате без окон, на нижнем этаже во дворе агуны. Оттого что он был слеп на оба глаза и не нуждался в свете, довольствовался он комнатой без окон. А оттого что не нашел кого-нибудь, кто бы отрекомендовал его перед распорядителями халукой, довольствовался он тесной комнаткой. Но только вот страдал он от дурного запаха во дворе и удивлялся на своих соседей: возможно ли, что святой народ, евреи, которые удостоились жить в Святом городе, осененном особой святостью, настолько пренебрегают его чистотой. Избалованным с детства не был реб Хаим Рефаэль, но все-таки любил свежий воздух. Со временем приучил он себя к запаху двора, а когда приучил себя, оказалось, что это к добру. Почему? На последнем этаже во дворе устроили для себя бреславские хасиды молитвенный дом, и иногда, когда не хватало им десятого человека для миньяна, приглашали его, а ведь молитва их — хороша, отрада для души она.
А после молитвы, когда все пускаются в пляс, то берут и его с собой. И хотя он не знает секрета танца, знает он, что хорошо им, ногам его, двигаться в танце. И еще другое преимущество есть там: то, что сидят они и днем и ночью и учатся все вместе, а он напрягает слух и слушает. А в субботу утром после молитвы, когда старший в группе читает всем о рабби Нахмане, кажется ему, что нет наслаждения выше этого. В молитвенном доме бреславских хасидов приобрел себе реб Хаим Рефаэль друга, простого человека, чистильщика сапог из Яффы, который оставил свое ремесло, свой дом, и поднялся в Иерусалим, чтобы тихо и скромно служить Всевышнему. Он приносил реб Хаиму Рефаэлю, воду из колодца и процеживал ее, чистил ему овощи и ходил с ним на рынок за продуктами.
Застал Ицхак его, реб Хаима Рефаэля, сидящим и читающим наизусть недельную главу. Когда тот узнал его по голосу, сказал ему: «С небес прислали мне тебя. Затрудняюсь я тут в одном месте, с Раши [113] . Окажи мне милость и прочти мне. Только я открою сперва дверь и впущу тебе немного света». Сел Ицхак и читал ему, пока не пришло время полуденной молитвы. С тех пор стал приходить Ицхак каждую субботу к реб Хаиму Рефаэлю и читать ему комментарий Раши. А если хватало времени, читал ему «Свет жизни» [114] . Допускал Ицхак ошибку в чтении, указывал реб Хаим Рефаэль на его ошибку — выучил Ицхак мало, зато забыл много.
1