— То есть как это?
Пришлось выслушать короткую лекцию. Из нее стало ясно, что если преднамеренно заражать оспой здоровых людей, то болезнь будет протекать более мягко и с куда меньшим риском смерти. И что не менее важно, количество пустул исчеслялось буквально единицами. К слову заметить, Петру несказанно повезло отделаться только четырьмя отметинами на лице, так как можно было заполучить такое уродство, что впору скрывать лицо под маской.
Данный метод использовался уже не первую сотню лет на востоке, и лишь сравнительно недавно был перенят европейцами. Правда пока, применялся только для того, чтобы обезопасить группу риска, то есть ближайшее окружение заболевшего оспой. Но все было за то, что метод будет распространяться. [8]
Как видно, Иван Лаврентьевич, решил воспользоваться случаем и поэксперементировать. Тому имелось и дополнительное обстоятельство в виде бабки травницы, жившей на отшибе за околицей села. Случайно столкнувшись с лекаркой и больной, доктор явно заинтересовался методами этой дикарки–знахарки. Он вдруг уловил зерно истины в ее словах. Будь на его месте другой, скорее всего, он даже не взглянул бы в ее сторону.
Но Блюментрост был не просто врачом, а новатором. Да еще и несколько лет провел подле такой деятельной натуры как Петр Великий. Общаясь долгое время с человеком, который не чурался обучиться чему‑нибудь новому у простого сельского кузнеца, немец просто не мог оставаться ханжой, чем грешили многие мастера своего дела. Разумеется если Блюментрост не отличался ослиным упрямством. Этот не отличался.
Так вот. Главное, на что обратил внимание доктор, это на то, что на сегодняшний день, медики имели дело только с человеческой оспой. Про коровью знали, но особого внимания на нее не обращали. Святилы с мировыми именами не обращали, а бабка–знахарка не в одном поколении, из затерявшегося в лесной глуши села, обратила. Вернее, переняла это знание от своей матери.
— Фы понимаете, фаше феличестфо, это может быть феликий открытие. Если фсе удастся, то получится спрафиться с одним из феличайших бичей челофечества.
— Это ты мне объясняешь, Иван Лаврентьевич? Да я первый поддержу тебя во всех твоих начинаниях.
Странно было бы если Петр, сам едва избежавший смерти от этой самой болезни, не поддержал бы того, кто решил дать бой подобной заразе. Уж что‑что, а это начинание он был готов поддержать целиком и полностью. И потом, в конце концов, гуляя по бескрайним просторам России эта болезнь выкашивала тысячами именно его подданных, выступая сдерживающим фактором в росте численности населения, в чем кровно заинтересован любой правитель. Разумеется, оспа не была первопричиной высокой смертности, но она была одним из факторов, и если была возможность его обезвредить, то это стоило и усилий и денежных средств.
— Если так, фаше феличетфо, то я прошу позволить мне остаться здесь. Тем более, Михаил требуется моя помощь, а перевозить его нельзя, так как это его убьет.
— Михаилу я обязан жизнью, а потому не стану возражать, чтобы ты тут задержался. Но только до той поры, когда его можно будет перевезти.
— Но…
— Иван Лаврентьевич, ну сам посуди. Что тебе потребно для работы?
— Помещение, литература, инструменты, испытуемые, фозможность консультации с другими медиками…
— Ну и как я все это тебе предоставлю именно здесь? — Не дослушав, перебил доктора юный император. — Молчишь? Ты, многоопытный медикус молчишь, а я, не имеющий в этом никакого опыта, должен знать. Не смешно ли?
— Простите, фаше, феличестфо.
— Но мне очень понравилось то, что ты говорил. Прости, Иван Лаврентьевич, но времена нынче такие, что только держись. Опять же, молодость моя и горячность. Я тебя прошу, по возвращении сразу же ко мне, и обязательно напомни. Казна пуста, но я сделаю все, дабы тебя обеспечить всем потребным. Ну чего ты так вздыхаешь?
— Понимаете, фаше феличестфо, в деле медицины не раз и не два быфало так, что фсе решал случай. Порой нужно потратить сотни лет, чтобы побороть какую‑нибудь болезнь, а порой, фсе происходит по воле слепого случая. [9]
— Думаешь это именно он, тот самый счастливый случай?
— Не знаю. Но отчего‑то не хочется его упускать.
— Ну так думай, на то тебе и голова дана. А сейчас прости, пойду я.
* * *
Иван Долгоруков, поначалу держался достойно. Он стойко переносил пытки. Но любым человеческим силам есть предел. Его истязатели менялись, отдыхали, разминались, вдыхали свежий воздух и взбадривались вином. Ивана же все время держали в горячем состоянии. Лишь изредка, он получал короткий перерыв. Ему давали роздых, позволяя почувствовать немного воли, однажды даже вывели на свежи воздух, сарай уже успел пропахнуть тошнотворными запахами крови, паленого мяса и испражнений. А потом все возвращалось на круги своя.
На третьи сутки, он что говорится потек. Пребывая в полуобморочном состоянии, едва ли отдавая себе отчет в происходящем, он заговорил. Иван отвечал на любые вопросы и отвечал правдиво, как человек дошедший до последней стадии отчаяния, когда тебе уже все равно.
Петр, чувствуя угрызения совести, кусая губы в кровь, выслушивал все эти откровения, пристроившись в полутемном углу, так, чтобы его не видел Иван. Юный император и сам не мог смотреть на своего бывшего друга. Тут и разочарование, и чувство вины, и обида, да чего только он не испытывал. Вот так, сидел тихонько в уголке, потупив взор в земляной пол и молча слушал откровения Долгорукова, доведенного до последней черты.
Здесь же присутствовали и два подпоручика из обоих рот. По здравому размышлению, Ушаков решил провести последний и решительный допрос в их присутствии. Этих офицеров он собирался увести с собой, дабы иметь дополнительных свидетелей. Все же, Долгоруковы весьма влиятельный род и никакая страховка лишней не будет.
Имелся у них и значительный козырь в виде Василия Владимировича Долгорукова, генерал–фельдмаршала, сподвижника Петра Великого. Василий Владимирович пользовался большим авторитетом в армии. Но здесь имелась возможность вбить клин между родственниками. Как следовало из показаний Ивана, его дядя резко воспротивился восшествию на престол племянницы и не поддержал заговорщиков что собственно говоря и охладило в значительной мере их пыл. Нет, оставить его без наказания не получится, при всем желании, а человек он был далеко не глупый, обладающий деятельной натурой. Но ведь между ссылкой и плахой есть большая разница. Во всяком случае, Ушаков советовал поступить именно подобным образом.