Дверь кабинета открылась, и худой мужчина вышел с подавленным видом. Вероятно, узнал, что неизлечим. Неужели доктор не мог сказать ему что-то обнадеживающее? Нет, видно, этот врач принадлежит к числу тех, кто не станет лгать ни при каких обстоятельствах. «Я пришел именно к тому человеку, который мне нужен, — думал Гиршл. — Если кто-то и может помочь мне, то это только он! Ай-яй-яй, сколько мне еще ждать? Передо мной три человека. Если на каждого доктор потратит десять минут, придется ждать не меньше получаса!»
Снова в приемной появился врач, снова протер очки и спросил, кто следующий. Как и в первый раз, три женщины вскочили все вместе. Выяснилось, что больна лишь одна из них, а две другие, родственницы, ее сопровождают.
Доктор улыбнулся Гиршлу и пригласил женщин в кабинет. Вскоре две из них вернулись в приемную, а третья осталась у врача. Через некоторое время все услышали, как она вскрикнула. Либо врач слишком сильно нажал на больное место, либо он сказал ей горькую правду. Много правды не снести никакой женщине, особенно если эта правда исходит от врача! «Хотя, если бы какой-нибудь врач сказал мне, что я не проживу больше года, — размышлял Гиршл, — разве я отнесся бы к этому спокойнее? Как тут тяжело сидеть! Так душно… Я засыпаю. Я не хочу заснуть, не могу заснуть, но и держать глаза открытыми нет сил! Что-то в этой комнате одурманивает. Я не сплю. Не сплю. Я просто должен закрыть глаза…»
И тут Гиршл вздрогнул: он проснулся оттого, что всхрапнул, и снова закрыл глаза. Хороший врач может усыпить вас даже тем, что заставит ждать. Можно ли видеть сны среди бела дня? Можно, если ты в состоянии заснуть, но я ведь не в состоянии… Должно быть, я это вообразил. Должно быть, я подумал, что мне это приснилось…
О чем я думал? Что мне снится? Что от моего пиджака оторвалась пуговица и Мина пришивала ее, а я жевал нитку. Но что заставило меня думать, будто это укрепляет память? Лучше бы мне ее выплюнуть. Нет, это не нитка, это храп. Должно быть, я заснул и не заметил, что пришел еще один пациент. Они будут приходить, пока доктор не уйдет домой, так и не узнав, что я был здесь. Надо издать какой-нибудь звук, чтобы он меня услышал… Но вместо звука у него получился храп…
Доктор выслушал Гиршла, не прервав его ни разу, как если бы никогда не слышал о подобном медицинском казусе. Он посоветовал ему совершать длинные прогулки, много дышать свежим воздухом, и это укрепит его тело, успокоит дух, улучшит аппетит, наладит пищеварение и сон. Кроме того, он рекомендовал ему делать холодные обтирания, перед сном выпивать чашку горячего молока и не принимать снотворных, которые отравляют организм, вызывают привыкание, лишают человека силы воли.
Советы врача не произвели впечатления на Гиршла. Разве он недостаточно гулял и недостаточно пил горячего молока на сон грядущий и до того? Он пришел к выводу, что самым лучшим лекарством было ожидание в приемной, по крайней мере оно его усыпило!
Врач, наблюдавший Мину, узнав о проблеме Гиршла, прописал ему снотворное. Он объяснил, что организм просто разучивается спать и задача состоит в том, чтобы снова научить его этому. Когда Гиршл снова станет спать, пусть даже со снотворным, он сумеет заснуть и без него. Бессонная ночь приносит больше вреда, чем любое снотворное.
Гиршл выслушал первого врача, выслушал и второго. Вечером он пришел домой из лавки, приготовился ко сну и к девяти часам был уже в постели. Забежала Цирл убедиться, что сын в постели и принял свой порошок. Пожелав ему спокойной ночи, она ушла, предоставив Мине задуть свечу. Окна плотно закрыты шторами, в комнате темно, как в могиле. Гиршл закрыл глаза и стал себе внушать, что засыпает, что ничто не заставит его в эту ночь не спать… Внезапно ему пришло в голову, что в комнате так темно, потому что он ослеп. В испуге он открыл глаза — кругом была кромешная тьма. В панике он сел в постели и стал вглядываться, пока не различил слабый свет, проникавший сквозь шторы, и силуэт настольной лампы. Таким образом он убедился, что зрение не покинуло его. Однако все происшедшее отогнало наползавшую было дрему — сна не было ни в одном глазу!
Гиршл решил, что впечатлительным людям его типа нельзя спать в темноте. Но не успел он встать, чтобы раздвинуть шторы, как все предметы в доме стали поблескивать. И не только в доме. Все, что было снаружи, на улице — люди, фонари, лошади, телеги, — все раздражало его сознание.
У него появилось ощущение, что два проглоченных им порошка снотворного застряли в горле. Правда, постепенно они как будто рассосались. Гиршл лежал в постели и задавал себе вопрос, когда же наконец подействуют порошки и не должно ли его больше тревожить то, что он принял их вопреки указанию первого врача, чем то, что они не способны усыпить его. Отказавшись от порошков, он мог бы взять книгу и почитать. Сколько же времени требуется, чтобы лекарство возымело действие? Снотворное проникло в организм, оставалось только ждать…
Прошло полчаса, но сон не приходил. Судя по всему, лекарство не действовало. Или, может быть, он уже спит и ему только снится, что он не спит, как это происходило в приемной врача?
Гиршл вспомнил, как заснул в ожидании приема у врача, и это утешило его: значит, он все-таки еще умеет спать. Спать! Спать! Спать! Это было единственное, чего он желал. Заснуть и все забыть. Глаза его закрыты, тикают часы, отсчитывая время, и остается уверенность, что ночь опять пройдет без сна. Если бы сознание Гиршла не было отуманено снотворным, он бы остановил часы, чтобы они не тикали, это действовало ему на нервы.
То, что он стал принимать снотворное, имело одну хорошую сторону: Мина вела себя тихо, как мышь, стараясь не беспокоить его. Часы пробили очередной час. «Я даже не заметил, как пробежал этот час, — порадовался Гиршл. — Какое счастье, что часы не будут бить еще целых шестьдесят минут — шестидесяти минут достаточно, чтобы поспать и восстановить силы. Кто сказал, что человеку нужно спать не час, а больше? Те несколько минут, которые я дремал в приемной врача, принесли мне больше пользы, чем целая ночь».
Едва он закрыл глаза, как пропели первые петухи.
Его ноги и руки весили по тонне каждая, а горло, казалось, обметала смесь теста с песком. То ли часть снотворного еще не растворилась, то ли он простудился, вспотев в постели. Что ему нужно, чтобы встать на ноги, так это чашка хорошего кофе! При мысли о кофе он явственно почувствовал его запах, а этот запах заставил его представить себе чашку горячего кофе и кофейные зерна до того, как их поджарили, затем мешки с кофейными зернами на плечах носильщиков, тащивших эти мешки с вокзала в лавку. Подумав о мешках с кофе, он вспомнил о мышах, которые иногда прятались в них. Предположим, в одном из мешков была мышь, а ему надо было бы открыть его, и мышь прыгнула бы ему в горло, он поскорее закрыл бы рот, и мышь осталась бы наполовину во рту, наполовину снаружи, длинный хвост ее торчал бы и щекотал ему нос, пока он не заснет…
Утром Гиршл чувствовал себя так, как, вероятно, чувствует себя курильщик опиума, очнувшись от дурмана. Тяжелый туман наполнял его голову, опускался на глаза. Он практически не слышал, что ему говорили, слова звучали в его ушах, как далекое эхо. Единственной надеждой прийти в себя оставалась чашка крепкого кофе, но где его взять? За кофе в его доме сходило молоко кофейного цвета. Однажды после свадьбы он побывал в Станиславе и пил там настоящий кофе в кофейне. И в Шибуше были кофейни, но уважающие себя люди туда не ходят.