— Ты все равно ничего здесь не сможешь сделать.
А мы без тебя не поедем.
— У меня не то настроение. Мел.
— Но так нечестно. Дети расстроятся, к тому же это наш медовый месяц. Питер, пожалуйста…
— Черт возьми! — Он вскочил, глядя на нее. — Как бы ты чувствовала себя на моем месте? Всего семь паршивых месяцев… это все, что я дал ей.
— Ты не Бог, Питер. Ты сделал то, что мог, и сделал это блестяще. Но решает Бог, а не ты.
— Проклятье! Мы должны были сделать это лучше.
— Но вы не смогли, черт побери, и она умерла! — Теперь Мел тоже перешла на крик. — И ты не можешь остаться здесь из-за плохого настроения; ты несешь ответственность и за нас.
Он свирепо посмотрел на нее и решительно вышел из комнаты, но спустя полчаса вернулся с двумя чашками кофе. Им надо было прибыть в аэропорт только к полудню, так что еще оставалось время убедить его. Он протянул Мел чашку кофе, печально глядя на нее.
— Прости, Мел… Я просто… я никогда не могу спокойно воспринимать утрату пациента, а она была такой милой девушкой… это так несправедливо… — У него сорвался голос, и Мел, поставив чашку, обняла его за плечи.
— Такая уж у тебя работа, дорогой. Ты знаешь это.
Ты знаешь всякий раз, сколь невелики шансы выжить. Ты пытаешься забыть об этом.
Он кивнул: Мел была права. Она хорошо понимала его. Затем он обернулся к ней с грустной улыбкой.
— Я — счастливый человек.
— И блестящий хирург. Никогда не забывай об этом. — Она больше не спрашивала его о Мексике, пока он не позавтракал вместе с детьми. Он казался притихшим, и Марк спросил Мел о причине, когда они вместе поднимались по лестнице.
— Что произошло с папой?
— Сегодня ночью у него умерла пациентка.
Марк понимающе кивнул:
— Он всегда тяжело переживает такое, особенно если это случается после пересадки сердца. Это такой случай?
— Да. Именно та пациентка, которую он оперировал, когда я брала у него интервью в мае.
Марк снова кивнул и вопросительно посмотрел на Мел.
— Мы все-таки поедем в Мексику?
— Надеюсь, да.
Марк с сомнением посмотрел на нее:
— Вы не знаете, как он страдает в подобных случаях. Возможно, нам придется остаться дома.
— Я приложу все усилия.
Он посмотрел на нее и, казалось, хотел сказать еще что-то, но появился Мэт и прервал их разговор.
Он не мог найти свои ласты и хотел спросить, не попадались ли они Мел.
— Нет, но я поищу. Ты смотрел возле бассейна? — Он кивнул, а Мел направилась в свою комнату, когда Мэт ушел. Она застала там Питера, понуро сидевшего на стуле, уставившись в пространство. Старший сын хорошо знал отца. Он очень тяжело переживал смерть Мари, и Мел засомневалась, что они сегодня куда-нибудь поедут.
— Ну, дорогой, — она присела возле него на краешек кровати, — что будем делать?
— Ты о чем?
— О поездке. Мы едем или остаемся?
Он долго колебался, глядя в глаза Мел.
— Я не знаю. — В тот момент он был не способен принимать решения.
— Думаю, поездка пойдет на пользу тебе и детям.
Мы так много пережили за последнее время, ко многому приходится привыкать, на нас свалилась масса перемен, а еще больше их предстоит. Мне кажется, что поездка — это именно то, что доктор прописал. — Она улыбнулась, не упомянув ему о том, что через неделю приступает к работе на новой студии. Отдых требовался ей даже больше, чем ему.
— Хорошо. Поедем. Думаю, ты права. Мы не можем огорчать детей, и я уже договорился, что меня подменят.
Она обняла его и крепко прижалась к нему.
— Спасибо!
Но он почти не отреагировал, а по пути в аэропорт ни с кем не разговаривал. Несколько раз Мел и Марк встречались взглядами, но ничего не говорили, пока на какой-то момент не оказались наедине после взлета самолета.
Марк предупредил ее, чего следует ожидать.
— Он может некоторое время оставаться в таком состоянии.
— Как долго это обычно длится?
— Неделю, а иногда и две. Порой даже месяц; это зависит от того, насколько он чувствует себя ответственным за это и от его отношения к пациенту, насколько больной был близок ему.
Мел кивнула. Это не оставляло ей почти никаких надежд на нормальный медовый месяц. И Марк оказался прав. Они приземлились в Пуэрто-Валларта, сели в два джипа, которые доставили их в гостиницу, где у них было забронировано три номера с видом на океан. Внизу, прямо под их окнами, находились огромный бар на открытом воздухе и три плавательных бассейна, заполненные смеющимися и резвящимися людьми. Все звуки заглушал духовой оркестр. Царила праздничная атмосфера, и дети были в восторге, особенно Джессика и Вал, никогда прежде не бывавшие в Мексике. Марк повел всех поплавать в бассейне и выпить содовой в баре, но Питер настоял, что останется в номере. Мел попыталась вывести его из подавленного состояния.
— Может быть, прогуляемся по пляжу, милый?
— У меня нет настроения, Мел. Мне хотелось бы побыть одному. Почему бы тебе не присоединиться к детям?
Ей хотелось возразить ему, что это их медовый месяц, а не детей, но она решила лучше промолчать.
Возможно, он сам скорее справится с этим. И она ушла.
Но шли дни, а его настроение не улучшалось. Мел ходила в город за покупками с Пам и двойняшками.
Они купили красные вышитые блузки и платья, которые собирались носить в Лос-Анджелесе, а Марк дважды брал Мэтью на рыбалку. Она сводила всех, кроме Мэта, в бистро Карлоса О'Брайена, и несколько раз они ходили смотреть на народные гуляния, а однажды вечером она даже повела старших детей на дискотеку, но Питер так ни разу и не присоединился к ним. Он до сих пор переживал смерть Мари и несколько раз в день по часу висел на телефоне, пытаясь дозвониться в Лос-Анджелес, справиться о состоянии других пациентов.
— Тебе действительно не стоило приезжать сюда, чтобы всю неделю просидеть в номере, названивая в больницу, — не выдержав, выпалила ему Мел в конце их пребывания в Мексике, но Питер только посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
— Я предупреждал тебя об этом дома, но тебе не хотелось разочаровывать детей.
— Это наш медовый месяц, а не их, — наконец решилась сказать Мел. Она была разочарована. Всю неделю он оставался к ней равнодушным, и с момента смерти Мари они ни разу не занимались любовью.
Это был медовый месяц, который не вызывал в ней ни одного приятного воспоминания.