Новое развлечение быстро стало популярным, и особенно оно нравилось Юле Осьминой. Она обладала способностью с одного взгляда вычислять физические недостатки жертв и подавать их так, что они обращали на себя всеобщее внимание. Наградой для проницательной Юли служили смущение или ярость высмеянных, которыми, как правило, становились красивые робкие девочки.
Но как-то раз, готовясь упражняться на перемене в острословии, Юля изменила привычный сценарий и выбрала в качестве жертвы высокого темноволосого мальчика с бледным лицом, очень худого. Раньше она его в школе не видела.
– О, новичок! – азартно зашептались девчонки. – Щас Юлька его разделает!
Мальчишка только подходил к ним, а Осьмина уже знала, что бросит ему вслед. Когда жертва прошла мимо, Юля сказала, словно невзначай:
– Жертва Освенцима, девочки. Интересно, он до кабинета-то дойдет или в коридоре свалится?
Замечание оказалось убийственно точным – вокруг поднялось хихиканье, быстро переросшее в злой смех. Мальчишка резко обернулся и уставился на Осьмину. Лицо его было непроницаемым, и только скулы слегка покраснели. Осьмина с вызовом встретила его взгляд, но парень смотрел странно – не оскорбленно, а чуть удивленно, словно до этого момента он думал о Юле хорошо, а она не оправдала его ожиданий.
– Че встал, дурачок? – громко спросила самая нахальная из девчонок, Танька Сычева.
Парень не обратил на нее внимания, по-прежнему не сводя удивленного взгляда с Осьминой. Глаза у него были карие, опушенные длинными густыми ресницами, и Юле пришло в голову, что ни у одной девчонки в их классе нет таких красивых ресниц. Потом он улыбнулся – чуть-чуть, одними только краешками губ, и улыбка его показалась Осьминой снисходительной.
– Пошел к черту! – неожиданно выкрикнула она, покраснела и быстрыми шагами ушла в класс. Ей надоела дурацкая игра.
Девчонки, обрадованные переменой ролей, дали волю языкам и от души поиздевались над Юлькой. Она сама подлила масла в огонь, показав, как болезненны для нее их насмешки. Мальчик с густыми ресницами не выходил у нее из головы до самого вечера, а воспоминание об удивлении в его глазах заставляло ее передергиваться. К утру следующего дня у Юли были заготовлены ядовитые реплики, которыми она собиралась компенсировать странное вчерашнее поражение – а в том, что она потерпела именно поражение, никто не сомневался, – однако использовать их ей не удалось. Парня больше не видели в школе. Кто-то из младших школьников сказал, что мальчишка у них не учится, а приходил за своей сестрой. Поражение Осьминой осталось поражением.
В классе не забыли о случившемся, и Юле долго пришлось терпеть едкие насмешки от девчонок, считавших, что она втюрилась с первого взгляда в красивого темноволосого мальчика. Она постаралась выкинуть воспоминание из головы – несмотря на кажущуюся незначительность, оно было для нее одним из самых тягостных за все школьные годы.
Но даже после того, как Юлия Борисовна осознала, что взгляд Вики Стрежиной напоминает ей тот давний случай, она не смогла избавиться от мерзкого чувства поражения. В курилке бросали короткие взгляды на Осьмину и продолжали говорить о своем, хотя до инцидента в столовой при появлении Юлии принялись бы забрасывать ее вопросами и советоваться с ней. А теперь… ее просто игнорировали!
* * *
– Ее игнорировали, – закончила Лена. – К ней стали относиться по-другому. Она больше не была авторитетной дамой. Я вам даже больше скажу, Макар, ее начали сторониться! Вы можете себе представить?
– И все только из-за вашей подруги? – усомнился Макар.
– Вы зря не верите. Вика обладает способностью внушать окружающим свою точку зрения на мир, на людей, на их поступки. Но получается это у нее не специально, а само собой. Говорю же вам, она очень правильный человек, и это сразу чувствуется.
Девушка задумалась.
– Как-то раз, – сказала она наконец, – мы с ней шли мимо мусорных баков. В одном баке рылся бомж – грязный, вонючий… Я поморщилась и сказала что-то, не помню, что именно. Кажется, про скунсов пыталась сострить. А Вика говорит: «Так ведь холодно, ему помыться негде».
Она на секунду замолчала. Макар ждал.
– Холодно, помыться негде, – повторила Лена, глядя сквозь него. – Она очень просто это сказала, Макар. Не пытаясь меня осуждать, убеждать, проповедовать, что нужно любить бомжей… Нет, вовсе нет! И я даже не буду вам говорить, что мне вдруг стало стыдно и я пошла домой и вынесла к помойке теплые вещи. Все не так! Но я задумалась – правда, задумалась, – что ноябрь, и холодно, а он, наверное, летом привык мыться в реке. До разговора с Викой мне в голову и мысли не приходили о том, как бомжи моются. А тут пришли.
Она перевела взгляд обратно на Макара.
– Из-за этого и Антон в нее влюбился, – добавила Лена.
Антон Липатов пользовался успехом у женщин – молодой, привлекательный, перспективный. К тому же он был галантен, что неизменно производило впечатление как на молоденьких девушек, так и на дам постарше. Собственный жизненный путь Липатов представлял себе довольно ясно примерно с двадцати двух лет: до тридцати пяти – активно работать, зарабатывать деньги и делать карьеру, затем – жениться на подходящей девушке из хорошей семьи и до сорока лет обзавестись двумя-тремя детьми. Жена должна быть моложе, но ненамного, чтобы с годами разница в возрасте супругов не стала критической: Антон далеко просчитывал перспективы, и ему вовсе не хотелось играть роль старого мужа при относительно молодой жене.
Липатов не исключал, что такую девушку из хорошей семьи он встретит и раньше, поэтому хладнокровно произвел ревизию своих достоинств потенциального жениха. В своих активах Антон числил импозантную внешность, престижное образование, здравомыслие и умение зарабатывать деньги, а также материальные накопления, выражавшиеся в виде трехкомнатной квартиры в спальном районе Москвы, машины и счета в банке. Липатов понимал, что принципиальное значение для будущей жены будут иметь именно материальные активы, а не его внешность и характер. Не то чтобы он был циником, просто к двадцати двум годам Антон, наблюдавший за окружающими его людьми, научился делать правильные выводы и трезво смотреть на мир. Подобная картина мира его не огорчала, поскольку он не был романтиком.
Женщины в его жизни появлялись часто и разные: Липатов хотел многое успеть до собственной свадьбы, чтобы потом «не было мучительно больно за бесцельно прожитые…», как сам он, смеясь, признавался друзьям. Но одному правилу следовал неизменно: не заводить романов на работе. «Не спи там, где работаешь, и не работай там, где спишь». Так было до того, как в офисе «Юго-запада» появилась Вика Стрежина.
Он обратил на нее внимание сразу – как ни странно, именно потому, что новая секретарша не подходила под тот типаж, который он предпочитал: высоких темноволосых женщин с тонкой талией и пышной грудью. Невысокая, худенькая, с длинными светлыми волосами и очень серьезным бледным лицом, словно недавно перенесла тяжелую болезнь, Вика при знакомстве с Липатовым улыбнулась ему так нейтрально-вежливо, что его, против воли, задела ее улыбка: она ясно показывала, что девочка не оценила его, Антона, по достоинству, иначе улыбка ее была бы совершенно иной. Липатов посмеялся сам над собой: секретарша совсем еще молоденькая, вылетит из фирмы самое большее через месяц, и смешно даже думать о ней всерьез. Однако Стрежина оказалась на редкость дельным работником. Несмотря на то, что она держала со всеми дистанцию, это не вызывало у сотрудников фирмы неприязни – скорее заинтересованность и уважение. Ее взяла под свою опеку симпатяга и умница Лена Красько, к ней прониклись расположением девочки из бухгалтерии, а аналитический отдел дружно радовался появлению нормального секретаря, при котором наконец-то перестали теряться важные документы.