– Если наши враги используют уличные банды, чтобы запугать наших сторонников и причинить им вред, мы должны ответить насилием на насилие. Мы знаем, что у тебя есть связи с некоторыми бандами, и мы хотим, чтобы ты организовал поддержку для нас.
Клодий немного подумал и ответил:
– Я смогу это сделать. Но понадобятся немалые деньги. Эти банды беспощадны, Цезарь. Они ни перед чем не останавливаются, чтобы держать под контролем свои районы. Любого, кто стоит на их пути, они убивают, часто даже при свете дня, чтобы преподать остальным урок. Для того чтобы справиться с ними, мне придется нанять свои банды. А они стоят дорого, – закончил он с блеском в глазах.
Цезарь пожал плечами:
– Сколько бы это ни стоило, Красс может позволить себе нанять этих подонков.
– Я уверен, он сумеет заплатить им. Но я говорю об оплате моих услуг, Цезарь.
– Твоих? Сколько ты хочешь?
– Ничего такого, чего бы ты не смог мне дать. Я не хочу ни твоего золота, ни серебра.
– Тогда чего ты хочешь? – нетерпеливо спросил Цезарь.
Последовала пауза.
– Я мечтаю стать трибуном.
Марк вспомнил, что говорил ему Луп о должности трибуна. Трибун – это тот, кто должен отстаивать права простых людей.
Цезарь удивленно поднял брови и покачал головой:
– Невозможно! Это дало бы тебе власть над толпой. Кроме того, ты – сенатор, а должность трибуна доступна только для людей из низших слоев.
– Я думал об этом. Есть способ обойти это препятствие. Меня может усыновить какой-нибудь плебей, а у тебя есть власть узаконить мое усыновление. Когда это будет сделано, я смогу претендовать на должность трибуна. А когда я стану трибуном, я смогу добиться того, чтобы толпа была на твоей стороне.
Пока Цезарь обдумывал предложение, Фест и Марк стояли молча. Марк был поражен тем, как эти двое свободно обсуждали свои планы в присутствии рабов, словно их и не было в комнате, словно они были просто частью мебели.
– Ну хорошо. Я согласен, – сказал Цезарь, протягивая руку Клодию.
Они обменялись рукопожатием. Клодий кивнул в сторону трупа:
– Теперь, когда дело решено, нельзя ли покинуть нашего неароматного приятеля? Чаши вина будет достаточно, чтобы избавиться от неприятного привкуса смерти во рту.
– Да… Да, конечно. Фест, тело нам больше не нужно. Вы с мальчиком можете унести его.
Цезарь обнял своего гостя за плечи и повел его обратно к лестнице в дом, где воздух был более здоровый. Когда шаги затихли, Фест повернулся к телу и надул щеки.
– Так, Марк, я возьму его за плечи, а ты – за ноги.
Марк не двинулся с места. Он смотрел на мертвеца, ощущая тошноту. Не первый раз он видел труп так близко, но никогда не держал его в руках, и эта идея вызывала у него гадливость. К тому же именно Марк был виновен в смерти этого человека. Сцены ужасной драки в кладовой замелькали перед глазами Марка.
– Он не укусит тебя, парень, – тихо сказал Фест. – Просто постарайся не думать о нем как о человеке. Это всего лишь кусок тухлого мяса, от которого мы избавляемся. Вот и все.
Марк отвел взгляд от тела:
– Тухлое мясо? Спасибо, теперь намного проще.
Фест хихикнул и подошел к столу. Он подхватил тело под мышки и стащил его со стола на пол. Тело упало с мягким стуком, и он поволок его в другую комнату, к лестнице. Марк нехотя шел за ним. Дойдя до лестницы, Фест велел:
– Возьми его за ноги.
Марк, стиснув зубы, поборол тошноту и обхватил руками холодные лодыжки над ботинками. Кожа была холодная и липкая, и он вздрогнул, заставив себя держать крепче.
Под ворчание и проклятия Феста они подняли тело по лестнице и протащили его по короткому коридору, ведущему во двор.
– На повозку его! – приказал Фест.
Когда они взвалили тело на небольшую повозку, Фест накрыл его куском старой мешковины:
– Сейчас день, и мы не можем взять мула. Днем на улицах запрещено ездить на повозках, запряженных мулами. Но если мы потащим повозку сами, то сможем обойти это правило.
– Куда мы его повезем? – спросил Марк. – Туда, где хоронили Корва?
– Еще чего! Бросим в первую попавшуюся сточную яму. В конце улицы есть одна такая. Просто надо подождать, чтобы нас никто не видел, когда мы будем это делать.
Они взялись за оглобли, и повозка выкатилась на узкую улочку. Люди почти не обращали на них внимания, только иногда ворчали, когда им приходилось посторониться, чтобы дать повозке дорогу. Фест направился в глухой конец улицы, идущей от небольшой площади, и остановился около железной решетки шириной в два фута. Они опустили оглобли и дождались того момента, когда постоянный поток людей, идущих через площадь, на время иссяк.
Фест оглянулся по сторонам и снял мешковину.
– Быстро подвинь решетку!
Железная решетка была тяжелой. Марк с трудом поднял ее и уронил рядом на мостовую. Они опустили тело в канаву, и оно со всплеском упало в сточные воды.
Фест устало вздохнул:
– Опасные времена ожидают нас, Марк. И без того уже плохо, что банды Милона мутят воду. Если же на улицы выйдут еще и Клодий и его головорезы, будет много драк и смертей. Улицы зальются кровью, попомни мое слово.
– Ты и впрямь так думаешь? – спросил Марк. – А чем плохо, если банды будут драться друг с другом? Может, тогда они оставят нас в покое…
– О, банды, конечно, будут драться. Но потом они перекинутся на простых людей, станут разгонять собрания, запугивать сторонников другой стороны, чтобы молчали. Это занятие для бандитов, и я не поблагодарил бы тебя за это. Рабы мы или нет, мы – часть дома Цезаря, поэтому мы тоже их цель. То же самое касается и Бибула с его дружками, если вмешается Клодий. Наступает плохое время. Береги спину, Марк.
– Хорошо, – сказал Марк и посмотрел на решетку.
Если Фест прав, то человек, от которого они только что избавились, всего лишь первый из многих. Похоже, Цезарь и его противники развязали войну, которая готова выплеснуться на улицы Рима. И Марку придется бороться за свою жизнь так же, как на арене школы гладиаторов Порцинона. Но тогда его враг стоял перед ним. А на переполненных улицах враги могут ударить неожиданно. Придется забыть о собственных проблемах и о спасении матери. Теперь Марку понадобятся весь его ум и все умения, полученные от Феста, если он хочет выжить на улицах Рима.
Весна уступила место лету, и температура в городе повысилась. Холодный и влажный воздух, наполнявший узкие улицы и переулки, сменился удушливой жарой, которая усиливала зловоние отходов и сточных вод. Весенние дожди закончились, и теперь лишь редкие ливни очищали улицы, смывая грязь. Мухи и москиты вились в неподвижном воздухе и добавляли неудобства жителям Рима.