Форт Бушир, как почти любой римский форт, строился по общему плану. Дом командира, штаб-квартира, лазарет и склады располагались в центре и образовывали две главные улицы, пересекавшие форт под прямым углом друг к другу. По двум сторонам тянулись длинные низкие крыши казарм, отведенных каждой центурии или кавалерийскому эскадрону; там обитали солдаты когорты — по восемь на комнату. Конюшни занимали один угол форта; запах животных, пропитав горячий воздух, словно укрывал все удушающим одеялом. Пока центурион Пармений рассказывал о форте и показывал постройки, Катон отмечал примеры расхлябанности, немыслимые в большинстве вспомогательных когорт, не говоря уж об огромных крепостях легионов, более привычных центуриону. Попадались поломанные двери и ставни, на улице валялись отбросы. Вдобавок снаряжение содержалось отвратительно: древесина стрелометов, установленных на каждой башне, покорежилась и растрескалась. Они были бесполезны; дерево расщепится, как только начнут натягивать тетиву, если когда-нибудь потребуется стрелять. Бросалась в глаза апатия солдат когорты. Катон задумался: можно ли объяснить ее только обычной реакцией на годы жизни в отдаленном гарнизоне?
Когда три центуриона поднялись по лестнице в сторожевую башню над главными воротами, Макрон решил, что пора говорить начистоту.
— Ты всегда служил во вспомогательных когортах, центурион Пармений?
— Нет, я настоящий солдат. Семнадцать лет в Третьей Галльской когорте около Дамаска, последний год — оптионом. Потом перевели во Вторую Иллирийскую, повысив до центуриона. С тех пор тут. Года через два-три ухожу в отставку.
— Понятно.
— А почему ты спрашиваешь?
— Просто удивляюсь, что при таком опытном человеке форт дошел до подобного состояния.
Пармений не отвечал, пока все трое не оказались на маленькой площадке сторожевой башни, в тени крыши из пальмовых листьев. Вокруг, до самого горизонта, расстилалась пустыня, мерцающая в сиянии солнца. Пармений взглянул на Макрона:
— С когортой все в порядке, центурион Макрон. По крайней мере, с рядовыми, — сдержанно сказал он.
— А с офицерами?
Пармений перевел взгляд на Катона:
— Почему вы спрашиваете меня? Чего вы хотите?
— Ничего, — спокойно ответил Макрон. — Мне скоро предстоит стать командиром когорты, и хотелось бы кое-что изменить… улучшить. Вот и стало любопытно, как когорта дошла до такого состояния. По моему опыту, подразделение хорошо настолько, насколько хороши офицеры.
Пармений, похоже, удовлетворился объяснением и чуть наклонил голову.
— Большинство вполне крепкие. Или были, пока не объявился центурион Постум. При прежнем командире.
— И что поменял Постум? — спросил Катон.
— Сперва ничего. Предыдущий адъютант умер после долгой болезни. Постума прислали из Дамаска на замену. Как и Скрофу вслед за ним. Он вполне справлялся со своими обязанностями. Потом вызвался командовать патрулями в пустыне. Представляете, как его полюбили все, кто не горел желанием целый день трястись верхом в пыли под солнцем? По крайней мере, так было, пока к предыдущему командиру не пришел представитель одного караванного картеля. Похоже, он обвинил Постума в каких-то жульничествах в отношении караванов. Префект, желая получить твердые доказательства, отправился с Постумом в очередной патруль. И не вернулся.
Катон вздернул брови.
— Похоже, это оказалось весьма кстати для центуриона Постума.
— Именно. — Пармений ухмыльнулся. — А дальше появился Скрофа, и с тех пор об обвинениях и не вспоминали.
Катон после небольшой паузы спросил:
— Значит, префект вошел в долю? А остальные офицеры?
Пармений покачал головой:
— Я не хочу об этом говорить.
— О чем? — настаивал Катон.
Макрон нетерпеливо прервал:
— Здесь что-то происходит. Офицеры разобщены, а солдаты плюют на свои обязанности. Это и дураку ясно.
— Если и дураку ясно, тогда мне не нужно доносить на моих друзей-офицеров.
— Никто не просит тебя быть доносчиком, — мягко ответил Катон. — Но ветеран вроде тебя должен понимать, что происходит. Почему ты не жаловался префекту или выше — по команде?
— Я жаловался. Я говорил со Скрофой. Рассказал, что дисциплина у солдат падает. Кажется, его встревожил мой доклад. По крайней мере, меня больше не посылали с патрулем в пустыню, держали подальше от караванных путей. А теперь префект хочет, чтобы я наводил страх на местные деревни. — Пармений хмыкнул. — Что толку давить горстку крестьян, которые себе еле-еле пропитание добывают в этой пустыне? Нужно взяться за Баннуса.
— Да, — задумчиво сказал Макрон. — Нужно.
Пармений повернулся к нему:
— Ты собираешься это сделать, командир, когда подтвердится твое назначение?
— По-моему, это самое разумное.
Довольный Пармений кивнул:
— Это хорошо. Офицеры подтянутся, и для солдат полезно.
— Точно. Но сейчас я ничего не могу поделать. — Макрон поскреб подбородок и повернулся к пустыне. — Ну что ж, пора взглянуть на территорию, которую охраняет Вторая Иллирийская.
Катон, прищурившись, посмотрел на друга:
— Что задумал?
— Хочу поехать с одним из патрулей, которые посылает Скрофа, — улыбнулся Макрон. — А ты отправишься с Пармением, посмотришь, что творится в местных деревнях.
Катон пожал плечами.
— Разумно. Больше мы ничего не можем, пока не дойдут бумаги от прокуратора.
Префект Скрофа смотрел на Макрона и Катона с изумлением.
— Зачем вам это? Вы только появились — и уже хотите покинуть форт?
— Ты сам говорил, что мы лишние, командир, — ответил за обоих Катон. — Вот пока и ознакомимся с местностью, поглядим, как солдаты действуют. Как-то так.
Скрофа переглянулся с адъютантом.
— Не знаю, не знаю… У нас тут заведен свой порядок. Может, вам лучше сначала присмотреться, что к чему, а потом уже рваться в дело?
Макрон улыбнулся в ответ.
— Зачем время терять? Есть выражение, которое мы повторяли во Втором легионе Августа, на Рейне: «Лучшее, что может солдат, — сунуть в траву зад».
— Не понял, — нахмурился Скрофа.
— Полевые занятия, — объяснил Макрон. — Их ничем не заменишь. Хотя я согласен, что поговорка здесь не годится, травы мало.
— «Сунуть задок в песок»? — предложил Катон.
Макрон с досадой взглянул на друга:
— Очень кстати, как всегда, центурион Катон.