О том тотчас же донесли Симону.
– В задницу их, – молвил граф, не удручая коня повелением замедлить шаг.
Брат Симона Гюи заметил:
– Мессир, будьте осмотрительны. Примите их.
Симон повернул к младшему брату лицо, докрасна загорелое, обрамленное хауберком – будто сросшееся с железной этой скорлупой. По резким морщинам, прочертившим лоб, растеклись капли пота. Правая рука Симона вдруг слегка задрожала. Он разжал пальцы, которыми стискивал поводья.
– Вам следует поговорить с ними, – повторил Гюи.
Симон разлепил наконец губы.
– Хорошо.
Медленно отведя назад руку, пальцем приманил к себе оруженосца – пусть приблизится.
– Идите скажите этим ублюдкам: Симон, граф Тулузский, выслушает их.
И вот Симон восседает на своем широкогрудом коне – огромный, сумрачный – а лучшие граждане Тулузы, плавая в поту, предстают перед ним. Морда симоновой лошади утыкается в грудь вигуэра.
Вигуэр начинает дозволенные речи.
– Мессен граф! Всецело преданная вам Тулуза выслала нас, избранных своих представителей, дабы мы, выражая пред вашим лицом всю ту неслыханную радость, которая, обуревая нас при известии о благополучном возвращении того, кто…
Даже симонова брата – уж на что терпеливый – и то жгутом скрутило.
А Симон – скала; недвижим под липким потоком.
Лучшие граждане тем временем бросают то влево, то вправо опасливые взгляды. Их беспокоит мрачность исхудавших франкских лиц и великое количество оружия. И эти тревожащие приметы видят они повсюду вокруг себя.
Вигуэр продолжает точить мед.
Симона извещают о счастии, которое охватило Тулузу при первом же слухе о приближении нового графа.
Симону выражают всеобщую любовь и преданность.
Симон непременно должен узнать о том, что Тулуза готовит ему праздничную встречу, как положено, с шествием, цветами и колокольным перезвоном…
– С перезвоном? – вдруг оживает Симон. – Готовит? Звонаря, что ли, за неусердие высекли?
Сбитый с толку, вигуэр замолкает и отвешивает изящный поклон. А Симон вновь погружается в каменное молчание.
Гюи, его брат, потихоньку подбирается ближе – удержать за руку, когда граф вигуэра начнет на куски рубить.
Вынырнув из поклона, вигуэр продолжает плести искусные словеса. Целый ковер на глазах у франкского воинства выткал. Итак, преданная Монфору Тулуза преисполнена глубочайшего изумления, видя своего господина идущим на нее чуть не войной. Разве не обменялись они клятвами, наподобие брачных, в присутствии прелатов, лучших людей города, благороднейших из рыцарей Иль-де-Франса, а также Господа Бога? И вот эта великолепная, эта смертоносная армия, мессен, – о!.. Разве не у себя дома вы, мессен? Да – вы возвратились к себе домой! В свои владе…
Тут симонова лошадь мотнула головой. Вздумалось ей так, скотине бессловесной. Вигуэр шарахнулся в сторону, теряя лоск и достоинство. Симон продолжал глядеть в пустое место, где только что был вигуэр.
– Ваша столица… – подал голос вигуэр, обретая прежнюю осанку. – Ваша Тулуза…
Вот тогда-то Симон и заревел во всю мочь:
– Моя Тулуза?! Моя Тулуза?!. Ах вы… сучьи дети… Вы!.. Ах, вы мне рады? Вы рады мне, да?.. Что ж тогда у вас из штанов воняет?.. Или у вас всегда воняет?
Он слегка надвинулся на вигуэра, оттесняя того, и Гюи чутко двинулся вслед за братом.
С новой силой Симон заорал, нависая над вигуэром с седла:
– А мне насрать, нравлюсь я вам или нет! Я – ваш господин! Ясно? Отвечай, ты!..
Вигуэр подавленно молчал, перебирая на месте ногами.
Симон задрал голову к небесам.
– Господи милосердный! – И снова на вигуэра (а в углах рта беловатой пеной закипает слюна): – Выблядки! Из-за вас я бросил Бокер! Из-за вас!.. Спешил… Я весь в дерьме!.. Бокер, Тулуза!.. Моя столица!.. Потаскуха!..
– Мессен! – запротестовал вигуэр. Уже совсем слабенько. – Слухи о юном Раймоне… Что юный граф Раймон… Слухи…
– Заткнись!.. Ты!.. – хрипло закричал Симон. Он кричал так, будто вигуэр находился на удалении полета стрелы. – Мне доносят! Вы сношаетесь с Раймоном, шлете ему письма!.. – Он всей ладонью хватил себя по бедру. – Ляжки перед ним раздвигаете!..
– Письма?.. – проговорил вигуэр, отступая на шаг, иначе Симон бы его опрокинул. – Ляжки?..
Симон кашлянул и плюнул, попав вигуэру на колено.
– Что – значит, просрал я Тулузу? Так вы ему писали? Звали его?..
– Мессен, – повторил вигуэр, – на самом деле…
У Симона вдруг сделалось горько во рту.
– Вы никогда меня не любили, – сказал он тихо. – Вы одного только своего Раймона любите…
Его брат, услыхав эти ревнивые слова, прикусил губу.
Симон поднял руку и торжественно проговорил:
– Клянусь Честным Крестом – я войду в Тулузу и возьму там все, что мне потребуется. Иисус мне свидетель, не сниму кольчуги и не положу меча, покуда не наберу от города заложников.
Вигуэр попятился. Оглянулся. Его спутники, лучшие люди Тулузы, стояли такие же бледные, растерянные. А огромный всадник над ним все грозил, грозил громким, хриплым голосом.
Заложники. Много. И не сброд, а самых знатных. Самых знатных.
– Эй! Хватайте их!
Два голоса, почти одновременно, почти слово в слово:
– Мессир, остановитесь!
– Мессир, не делайте этого!
Яростный взгляд – влево, вправо. Гюи де Монфор и рыцарь Ален де Руси. Та-ак.
Третий голос – снизу:
– Не совершайте ошибок. Сын мой, любимое мое дитя, вы будете потом горестно сожалеть…
Епископ Фалькон, пеший, без кольчуги, в одном только пыльном дублете. Стоит, запрокинув к Симону светлое, спокойное лицо. Разговаривает с графом бережно, будто с больным.
– Подождите несколько часов, сын мой. Совсем недолго. Подождите.
Симон тихо стонет сквозь стиснутые зубы.
– Прошу вас, – говорит епископ. – Я решу дело миром.
Симон молчит.
Фалькону подводят коня. Ловкий, как юноша, Фалькон садится в седло. Последний взгляд на Монфора – тот будто в странном сне.
Епископ гонит коня в сторону города. Десяток солдат мчится за ним – свита.
Симон долго смотрит им вслед. Переводит взгляд на вигуэра. Вигуэр лежит лицом вниз, пачкая одежду из превосходной дорогой ткани, а на спине у него сидит солдат и сноровисто вяжет ему руки. Еще несколько лучших людей Тулузы валяются снопами в таком же положении. Остальные стоят на коленях, белые как мел.