– Зря не поверил, – проворчал Хауберт. – У тебя бы ума не хватило измыслить такое…
И дальше слушать стал. Неужто эн Бертран настолько рассудка лишился, чтобы действительно противников своих продовольствием снабдить, как они о том сдуру просят?
А эн Бертран прокричал в ответ посланцу короля Альфонсо:
– Хорошо! Уделю немного запасов солонины и вина, ежели и впрямь вам столь туго приходится! А взамен хочу попросить о взаимной услуге: не мог бы Альфонсо немного отодвинуть от моих стен свои стенобитные машины? Ибо в одном месте стена начала подаваться. А я бы не хотел, чтобы попортили мой прекрасный Аутафорт.
Посланец снова замахал руками и пошел прочь от замка.
И вот нагрузил эн Бертран на телеги некоторое количество солонины и хлеба и снова передал просьбу передвинуть стенобитные машины. Если уж так любо королю Альфонсо бить в стены Аутафорта, то не мог бы он хотя бы бить в другое место? Ибо в том месте, куда он бьет, стена совсем разваливается.
Посланец заверил, что все передаст.
И Бертран, совершенно успокоенный, вернулся в свои покои и завалился на кровать, прихватив лютню, чтобы развеивать скуку.
К нему Фалькон де Марсалья пришел. И стали они вдвоем попеременно песни петь. Жонглера же Юка с ними не было, поскольку тот свел исключительно тесную дружбу со стряпухой и часто пропадал на кухне, а от его растрепанных волос постоянно пахло какими-то соусами.
Так в приятности и проводили время.
* * *
И вдруг – грохот, треск, брань, звон оружия!..
Лютня звякнула, брошенная на одеяло. В опочивальню ворвался Итье, в руках – отцова кольчуга. Ловко облачился Бертран, забыв похвалить расторопного сына, взял оружие и по лестнице вниз побежал, перепрыгивая через три ступеньки кряду.
Фалькон де Марсалья тоже из башни вышел, не желая оставаться под защитой стен, когда его друг подвергает себя опасности.
И что же они увидели, когда оказались на дворе?
Король Альфонсо, подкрепив войска полученным от Бертрана провиантом, вовсе не подумал выполнить ответную просьбу Бертрана. Напротив. Едва только заслышал он, что стена, в которую били его стенобитные машины, вот-вот рухнет, как тотчас же велел удвоить усилия. И вот обрушилась в одном месте стена Аутафорта, и одна из стройных башен осела набок. В пролом ворвались солдаты – графа Риго, и виконта Адемара, и испанцы короля Альфонсо. И все они громили Аутафорт, а наемники Хауберта учинили среди них настоящую резню.
Хауберт отрядил троих защищать подходы к одной из башен. А на башне, закрываясь большим, выше человеческого роста, щитом, ловко посылал в атакующих тяжелые стрелы лучник Эмерьо. И падали солдаты короля Альфонсо и графа Риго.
Граф Риго по двору метался, в битве участия не принимая. Он Бертрана искал. А Бертран, от ярости себя не помня, вперед кинулся с твердым намерением убивать всех, кто только движется.
И осталось лежать у пролома четырнадцать человек из числа атакующих, а из наемников Хауберта погибли четверо, в том числе и Вильгельм.
Самого же Бертрана, дважды задев по правой руке, оглушили наконец добрым ударом камня, пущенного арагонским пращником, повалили на землю и связали.
Так закончилась битва за Аутафорт.
И когда очнулся эн Бертран, то обнаружил себя связанным, лежащим в пыли, в окружении торжествующих недругов. Правая рука горела, будто ее огнем жгли. И горько стало у Бертрана на душе.
Приподнявшись, увидел Бертран короля Альфонсо и графа Риго – те стояли у пролома и разглядывали убитых. Должно быть, разбирались, велики ли потери.
– Проклятье! – вскричал Бертран. – Что за вероломство!
Осень 1183 года, Лондон
Бертрану 38 лет
Вы только что слышали о том, что король Альфонсо Арагонский воспользовался учтивостью эн Бертрана, отплатив тому низким вероломством. Таким образом замок Аутафорт был взят штурмом после осады, длившейся пятнадцать дней.
Граф Риго, виконт Адемар Лиможский, Константин де Борн – все были этому рады.
А Бертран де Борн был сильно опечален.
Пришел костоправ виконта Адемара – перевязать Бертрану правую руку. Бертран не давался, рычал, как раненое животное, так что костоправ, вконец разобиженный таким неразумным поведением рыцаря Бертрана, обругал того последними словами и оставил в покое.
Тогда Бертран принялся стучать ногами в дверь комнаты, где его заперли, и орать что было сил, требуя духовника. Ибо чуял скорое приближение смерти и желал получить последние наставления.
Но на этот вопль никто не откликнулся.
Тогда эн Бертран раскричался пуще прежнего, настаивая, чтобы к нему допустили кого-нибудь из его друзей, ибо не желает он отойти в мир иной, ни с кем не простившись.
Однако и эта мольба осталась безответной. Тогда эн Бертран сам кое-как перевязал свою руку, помогая себе зубами, и улегся на лавку. Подсунул под голову локоть, свернулся клубком и заснул, страшно разобиженный.
* * *
Не следует думать, что все друзья и соратники эн Бертрана также попали в плен и теперь ожидали решения своей участи, запертые в подвале или оружейной. Ничуть не бывало. Кое-кому удалось скрыться, в том числе Хауберту, лучнику Эмерьо, еще пятерым брабантцам, а также жонглеру Юку – тому вообще присуща была удивительная сообразительность.
А Фалькон де Марсалья остался.
* * *
И вот домна Агнес вступает в Аутафорт и медленно обходит свои владения, разоренные осадой и штурмом. Эн Константин, беспокоясь за жену, пытается поддержать ее за локоть, но домна Агнес будто не замечает. Ей вовсе не требуется ничья помощь. Она просто хочет видеть Аутафорт. И она его видит.
Видит пролом в стене и осевшую башню, кровь на немощеном дворе, обваренную траву у стены и потеки на сером камне.
Внутри башни ничего не пострадало. Только кое-где остались следы пребывания наемников. На стене одной из комнат висит ржавый кольчужный рукав – предмет поклонения капитана Хауберта.
И домна Агнес морщит нос и брезгливо ежится.
Затем она заходит – по чистой случайности – в ту комнату, где, скорчившись, лежал на лавке эн Бертран.
Заслышав шум, эн Бертран начал браниться и потребовал, чтобы его оставили в покое.
– Простите, – сказала домна Агнес.
Тогда эн Бертран сел на лавке, мысленно проклиная тот плачевный вид, в каком он вынужденно предстал перед дамой.
Домна Агнес, печальная и строгая, стояла у дверей и смотрела на плененного Бертрана.
– Да благословит вас Бог, домна Агнес, – промолвил эн Бертран.
Она же воскликнула: