А тогда она просто предпочла тетю Вику бесцветной жалостливой Алевтине: Вика не унижала племянницу жалостью. Решив с Лизиной помощью квартирный вопрос, она с неукротимой провинциальной энергией взялась за решение следующего по важности вопроса.
Как она часто повторяла по вечерам Лизе, ей нужно было устроить свою судьбу. То есть выйти замуж.
Почему она не сделала этого до тридцати двух лет, до переезда в Ленинград, осталось для Лизы тайной, но она смутно догадывалась, что во всем Воронеже не нашлось достойной кандидатуры.
Теперь этих кандидатур появилось на удивление много, чуть не каждый вечер приходил новый мужчина, и Лиза должна была тихо сидеть у себя в комнате, делать уроки и не мешать тете Вике устраивать свою судьбу.
Потом выяснялось, что очередной претендент тоже не оправдал возлагавшихся на него надежд, Вика, всхлипывая, жаловалась племяннице, как трудно женщине в наше суровое время найти порядочного свободного человека, чтобы устроить свою судьбу, и подливала себе в стакан красное вино из бутылки.
— Все порядочные женаты, — говорила она, прихлебывая из стакана, — а все свободные — сволочи. Сволочи или козлы.
Со временем претенденты на Викины руку и сердце появлялись все реже, а менялись все чаще, да и были они все более потертыми и неказистыми. Бутылка с красным вином пустела все быстрее и быстрее, Викины жалобы становились все более злыми, и она со все большей неприязнью поглядывала на племянницу, постепенно проникаясь убеждением, что именно Лиза виновата в том, что ей, Вике, не удается устроить свою судьбу. Она начала поколачивать племянницу — тихо, без свидетелей, один на один, не слишком больно — только для того, чтобы выместить на ней свою обиду за несложившуюся, неудавшуюся жизнь. Лиза ни разу не заплакала — она смотрела на тетку исподлобья злым памятливым взглядом и думала, что не спустит ей своих обид.
Протрезвев, Вика плакала, обнимала племянницу и просила у нее прощения, но для Лизы эти слезы и объятия были еще хуже побоев, гораздо хуже.
Училась Лиза хорошо, особенно увлекалась химией, даже оставалась после уроков на занятия химического кружка. Толстая невысокая химичка с жалостью смотрела на симпатичную способную девочку, лишенную родительской любви и заботы, приносила ей домашнее печенье, пирожки, но Лиза сдержанно благодарила ее и отказывалась, с увлечением погружаясь в очередной химический опыт.
Тетя Вика на глазах старела и дурнела. Она пила все больше и постепенно с красного вина перешла на дешевую водку, которую приносили ее одноразовые приятели. Теперешних приятелей трудно было даже представить себе в роли потенциальных спутников жизни. Немолодые, небритые угрюмые мужики появлялись вечером и исчезали под утро, похожие друг на друга. Иногда им не хватало принесенной с собой водки, и тогда тетка стучала в Лизину комнату — красная, опухшая, всклокоченная, в полурасстегнутом халате, — протягивала племяннице скомканные бумажки и посылала ее за водкой.
Лиза знала, где можно купить спиртное в такой час, — у таксистов или у толстого Валеры в соседней подворотне.
Однажды утром Вика и ее небритый друг не вышли из комнаты. Лиза позвала соседей, те вызвали «Скорую помощь», и усталый, измученный суточным дежурством доктор констатировал у обоих смерть от отравления метиловым спиртом.
После этого события Лиза утратила интерес к химии и перестала посещать кружок. Толстая химичка узнала о том, что произошло, вспомнила опыты, которые ставила ее ученица в последнее время, и очень испугалась, хотя и не поверила самой себе.
В квартире появилась злобная тетка из жилконторы с поджатыми губами и перманентной завивкой, которая громко заявила, что несовершеннолетняя не может проживать одна и поэтому квартиру у Лизы отберут.
Эта жэковская тетка даже успела привести своего племянника, который обмерил кухню и уже собирался ехать за мебелью, но в это время появилась Алевтина Антоновна.
Она плакала, обнимала Лизу, говорила, что только сегодня узнала о трагедии. Жэковская мегера потребовала у Алевтины документы и грозилась выгнать ее с участковым, но Алевтина покрыла ее матом, чего раньше никогда не делала, а потом проявила несвойственную ей прежде целеустремленность, начав с комиссии по делам несовершеннолетних и закончив кабинетом невероятно высокого партийного начальства, где ее наконец выслушали, и отстояла Лизину квартиру.
Сыграло свою роль и то неожиданно всплывшее обстоятельство, что покойная Вика в свое время за взятку умудрилась оформить одну из двух комнат как нежилую, так что квартира по документам числилась однокомнатной, и к Лизе никого не подселили.
Лиза Бачанова окончила школу с прекрасными оценками, но она была на редкость развитой девочкой и уже понимала, что поступить в тот институт, какой она для себя выбрала, без денег и связей практически невозможно.
А выбрала Лиза Институт советской торговли — как она считала, единственный вуз, который может обеспечить безбедное будущее.
Алевтина Антоновна как-то в ответ на упорные расспросы рассказала Лизе о том большом начальнике, который помог ей отстоять Лизину квартиру. Развитая девочка к тому времени уже поняла главный закон психологии: она знала, что люди недолюбливают тех, кто им помог, но любят тех, кому помогли сами.
Повторив проявленные Алевтиной чудеса целеустремленности, девочка сумела пробиться на прием к своему благодетелю, чтобы лично выразить ему свою признательность.
Благодетель был тронут. Воспоминания о собственном благородном поступке приятно согрели его очерствевшее сердце, и он решил принять посильное участие в судьбе красивой и благодарной сиротки. Одного звонка оказалось вполне достаточно, чтобы решить вопрос с поступлением в институт…
Лиза умела быть благодарной — конечно, в тех случаях, когда эта благодарность приносила ей ощутимую пользу.
Когда Алевтина Антоновна узнала о характере этой благодарности — а Лиза в общем-то не делала из этого большого секрета, — у бедной женщины случился инсульт. Видимо, ее бесконечно устаревшие представления о жизни не выдержали лобового столкновения с суровой реальностью.
Как уже отмечалось, Лиза умела быть благодарной только в тех случаях, когда эта благодарность приносила ей пользу. Когда в больнице имени Эрисмана ей сказали, что Алевтина Антоновна останется парализованной, может быть, на долгие годы, и что ее нужно забирать домой, Лиза ответила врачу, что Алевтина Антоновна была одинока, никакой родни у нее нет и ухаживать за ней совершенно некому.
— А вы ей кем приходитесь? — спросил сердобольный врач.
— Никем, — Лиза пожала плечами.
— Вот как? А она называла вас дочкой…
— Ну вы же понимаете — инсульт! — Лиза снова пожала плечами. — Что возьмешь с больного человека? Вы же ведь знаете, у нас с ней даже фамилии разные.
Врач посмотрел на девушку долгим взглядом. Что он мог сделать? Действительно, что возьмешь с больного человека?
И Алевтину Антоновну перевели в дом хроников.