Ольга Завадская нетерпеливо поглядывала на часы. Вот уже двадцать минут, как от приемщика вышел предыдущий клиент, а ее все не приглашали, выполняя указания милейшего Виктора Илларионовича.
Перехватив нетерпеливый взгляд молодой соседки, благообразный старичок поругал безобразные порядки в магазине — всегда приходится ждать подолгу. Его слова нашли в душе дамы живейший отклик, и он тут же перешел с медлительности и невоспитанности антикваров на их нечестность и вполголоса сказал, что здесь дают в лучшем случае четверть настоящей цены.
Дама сильно занервничала и, оглядываясь по сторонам, показала старичку ручное зеркальце в серебряной оправе и спросила, сколько бы такое могло стоить.
Виктор Илларионович всплеснул руками, сказал, что зеркало прелесть какой работы, и назвал цену вдвое выше той, в которую его оценил бы приемщик. Причем, демонстрируя свою безграничную честность, посоветовал даме пройти на оценку и выслушать, что ей предложат в магазине. Если цена ее устроит — он очень рад, если же нет — он с удовольствием купит у нее зеркало за ту цену, которую назвал.
Ольга именно так и поступила. Оценщик наконец принял ее, осмотрел зеркало и назвал половину суммы, предложенной милым старичком. Ольга вспыхнула, выскочила из кабинета и тут же отдала зеркало Профессору за двойную цену.
Виктор Илларионович, втершись таким образом к ней в доверие, пригласил молодую даму в кондитерскую «Норд», чтобы отметить удачную сделку, и там долго расспрашивал ее, нет ли у дамы еще каких-нибудь вещей на продажу.
Ольга напустила на себя загадочный вид, сочинив себе бабушку-графиню и превратив свою многочисленную челябинскую родню в титулованную великосветскую знать. Далее, для пущего романтизма, рассказала, что судьба покарала ее за грехи аристократических предков мужем, бездельником и наркоманом, бросить которого она не может из человеколюбия, и вот приходится продавать остатки графского наследства, чтобы заплатить очередные долги мужа.
Виктор Илларионович с интересом выслушал красочную историю и начал исподволь выспрашивать, какие еще вещички остались после покойной бабушки. Ольга кое-что осторожно перечислила, а старичок поинтересовался, нет ли у дамы каких-нибудь старинных изделий из дерева, в частности ящичков или шкатулок, к которым он испытывает сугубо эстетический интерес.
Ольга загорелась и довольно подробно описала палисандровый ящик. Виктор Илларионович в свою очередь осторожно продемонстрировал интерес и сказал, что купил бы такой ящичек, назвав сказочно высокую — по Ольгиным представлениям — цену.
Ольга охнула и в волнении проговорилась, что ящичек сейчас не у нее, а у двоюродной сестры беспутного мужа. Она тут же прикусила язык, да было уже поздно — слово не воробей.
Вежливо простившись с потерявшей для него всякий интерес Ольгой Завадской, Виктор Илларионович приступил к следующему этапу операции.
Наводя в свое время справки о семействе покойного профессора Завадского, он среди прочего узнал и адрес отдаленной родни профессора Даши Селезневой — он всегда стремился получить информацию как можно более полную, и это оправдалось. Подключил к делу Лизу Бачанову, которая как бы случайно познакомилась с Дашиным мужем Игорем и исподволь выведала его домашние обстоятельства. Сама Даша была в это время в Краснодаре у матери, отвозила туда своего ребенка, и момент показался Профессору чрезвычайно подходящим.
Поскольку он хотел сохранить эту операцию в тайне от своих хозяев, он через старого знакомого нанял профессионального вора-домушника Шухера. На ту ночь, когда Шухер должен был проникнуть в квартиру Селезневых, Лиза «изолировала» Игоря, недвусмысленно пригласив его к себе домой.
«Нет такого мужа, который иногда не мечтал бы стать холостяком!» — вспомнил Виктор Илларионович фразу из знаменитого фильма и оказался прав.
Игорь не ночевал дома, операция прошла как по маслу, но тут в самый неподходящий момент дал себя знать возраст Виктора Илларионовича: Профессор попал в больницу с приступом острого панкреатита.
Приступ сняли, состояние старика улучшилось, он собирался уже выписываться из больницы, но тут события вышли из-под контроля.
Во-первых, пропал Шухер. Виктор Илларионович поддерживал связь с домушником через одинокую старушку-диспетчершу, которой Шухер периодически звонил и передавал для Профессора информацию.
После ограбления он сообщил ей кодовую фразу, означавшую, что все в порядке и вещь у него, но затем перестал звонить в условленные часы. Виктор Илларионович навел справки через того знакомого, который рекомендовал ему Шухера, и всерьез испугался: Шухер был убит в собственной квартире, убит вместе со старой теткой.
Убийство домушника сразу после успешного ограбления квартиры Селезневых не могло быть случайным, в такие совпадения Виктор Илларионович не верил. Следовательно, кто-то еще узнал о бесценной монете и вышел на ее след. Как бы то ни было, «вавилонский талант» пропал, и все усилия были затрачены напрасно.
Одновременно начала беспокоиться Лиза Бачанова. Она навестила Профессора в больнице, несмотря на его категорический запрет, при этом выглядела очень взволнованной и сказала, что Игорь Селезнев догадался о ее роли в ограблении квартиры, преследует ее, устраивает регулярные скандалы и установил за ней настоящую слежку.
Виктор Илларионович понял, что пора брать дело в свои руки, и, несмотря на все еще неважное самочувствие, выписался из больницы.
Виктор Илларионович Сивоконь до последнего времени не жаловался на здоровье. Если преклонные годы и давали себя знать неожиданным приступом слабости или головокружения, загрудинной болью или одышкой — он преодолевал недомогание, тщательно скрывая его от своих молодых коллег — этим волчарам только покажи свою слабость, мигом навалятся всей стаей и разорвут на куски — Акела промахнулся!
Но теперь болезнь проникла в его крепкое жилистое тело, справиться с ней своими силами не удалось, пришлось лечь в больницу, и хотя он выписался досрочно, не уставая повторять всем знакомым, что чувствует себя хорошо как никогда, — на самом деле это было далеко не так.
Вот и в этот день он с утра еле передвигал ноги, голова была тяжелой, как с похмелья, хотя накануне Виктор Илларионович и капли в рот не брал.
Хуже всего была ноющая, изматывающая боль в груди, отдающая в левую руку. Есть ему совершенно не хотелось, и вместо завтрака он выпил чашку крепкого несладкого кофе, чтобы хоть немного взбодрить изможденный организм, заставить его еще немного поработать в прежнем напряженном режиме.
От кофе голова несколько прояснилась, но боль в груди и в левой руке стала еще резче. Виктор Илларионович собрался с силами и позвонил надежному человеку, которому накануне поручил подготовить маленький сюрприз в машине Лизы Бачановой.
Лиза очень беспокоила его: стала нервной, непредсказуемой, что само по себе представляло опасность, но больше всего Профессору не понравилось, что она заметила за собой слежку. Допустим, Игорь Селезнев сам по себе неопасен, рыльце у него в пуху, и в милицию он, конечно, не пойдет, но он может навести на Лизу еще кого-нибудь, гораздо более серьезного… Так что в сложившейся ситуации следовало вовремя обрубить концы, то есть избавиться от Лизы.