Клад Наполеона | Страница: 32

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Матвей усмехнулся. Вот до чего он дошел, употребляет слова и выражения из мексиканских сериалов. Хорошо, хоть пока только в мыслях…

– Леня – моя школьная любовь, – заговорила она сухо, уловив его усмешку, – это не я его нашла, это он меня нашел…

– Школьная любовь? – рассмеялся Матвей. – Да ты с ума сошла! У кого ее не было – школьной любви-то! И ты из-за этого собираешься бросить все? Ленка, тебе надо лечиться!

– Прекрати паясничать и дослушай до конца! – снова закричала она каким-то визгливым, истеричным голосом. – Мы с тринадцати лет знали, что поженимся! Мы распланировали всю свою жизнь до старости! Мы знали, сколько у нас будет детей. Мы даже имена им придумали! Ты пойми, мы чувствовали себя одним целым, мне грустно – и ему грустно, я смеюсь – и он хохочет, у меня голова болит – и у него тоже, он есть хочет – я с голоду умираю…

– И что? – вклинился Матвей. – Что ж вы не поженились после школы и не нарожали детей? Сколько там собирались? Троих, четверых?

– Его родители эмигрировали в Штаты, – сказала она, постепенно успокаиваясь.

– И про вашу великую любовь он благополучно позабыл, – докончил Матвей.

– Что Леня мог сделать? Нам ведь даже восемнадцати лет не было…

– Зачем же ты выходила замуж за Митьку, раз у тебя была такая неземная любовь? – закричал он.

– Не ори, – спокойно ответила она, – не строй из себя дурака. Столько лет прошло, что же мне – так и сидеть, как царевна Несмеяна, и лить слезы? Можешь не верить, но я Митю полюбила. Я думала, что тот период уже прошел, решила начать новую жизнь, имя даже поменяла.

– Ну-ну, с каждым новым мужем – новое имя, – усмехнулся Матвей, – с Митькой ты – Алена, со мной – Лена, а с ним кем была?

– Он звал меня Лялей…

– Лялей? Ах, вот как…

И тут вдруг словно кол воткнули Матвею в сердце. Он понял, что, если они разведутся, он никогда больше не увидит Ляльку. Не услышит ее смеха, никто не станет дергать его за нос по утрам, некого будет подбрасывать в воздух, слыша радостный визг.

– Ну ладно, – непослушными губами проговорил он, – с Митькой ты была искренна, допускаю. Но за меня-то зачем замуж выходила? Средствами на жизнь я бы тебя и так обеспечил…

– Не смей меня оскорблять! – взвизгнула она. – Ты меня никогда не любил, ты женился на мне из жалости, как собачку бездомную подобрал!

«Точно, сука ты и есть», – мелькнуло в голове у Матвея, и снова она прочитала его мысли.

– Ты давно с ним связалась? – Матвей подошел ближе. – Ты сама ему написала? Или он приехал к родным осинам, и ты решила, что в Штатах тебе будет лучше? Он что – сильно разбогател? Кто он – банкир? Владелец заводов, газет, пароходов?

– Адвокат, – в свою очередь, усмехнулась она, – младший компаньон в крупной фирме. Для эмигранта это хорошая карьера.

– О да! – с сарказмом согласился Матвей. – Очень хорошая… Ты жила со мной и знала уже, что разведешься. Ведь ты ребенка не хотела заводить из-за этого, так ведь?

Они много говорили о ребенке, и Лена всегда просила Матвея подождать. Сначала ей хотелось прийти в себя после Митькиной смерти, потом не хотела травмировать Ляльку – пускай, дескать, девочка подрастет, а то станет думать, что она маме не нужна, ревновать к маленькому, и тому подобную чушь. Матвей всему верил как полный дурак.

– В общем, так, – деловито сказала его жена, которую теперь спокойно можно было считать бывшей, – если ты хочешь, чтобы я вспоминала о тебе по-доброму, ты не станешь чинить мне препятствий и тянуть с разводом. Чем быстрее мы уедем, тем лучше будет Ляльке. Нужно ведь ребенка в школу устраивать.

Матвей схватил себя за волосы и больно дернул. Потом глухо взвыл от бессильной злобы.

– Имей в виду, – отчеканила Елена, на которую его стоны не произвели ни малейшего впечатления, – ты не можешь претендовать на ребенка, ты ей не отец, а только отчим.

Следовало было в свое время настоять на том, чтобы удочерить Ляльку, тогда она не посмела бы так с ним разговаривать! Хотя… она бы и Митьку так же бросила, стерва!

Матвей встал и на негнущихся ногах прошел в кабинет. Там на диване уже лежали подушка и плед. Ленка все предусмотрела!

Последующие две недели он помнил довольно смутно. Кажется, он пил, в пьяном виде жутко скандалил, обзывал Ленку по-всякому. Кричал, что она использовала его и что с Митькой поступила бы точно так же. Жена никогда не отвечала ему, просто уходила в свою комнату, и скандал затухал сам собой.

Однако она не теряла времени, оформляла какие-то бумаги, однажды притащила в дом адвоката – не своего Лео, как звался теперь на американский лад ее будущий муж, а русского.

Адвокат этот показывал какие-то документы, у Матвея все двоилось в глазах больше от ярости, чем от похмелья.

Эта зараза умудрилась за две недели настроить против него Ляльку. Девочка с недетским страхом смотрела на него огромными своими глазищами.

Через две недели они улетали – по гостевой визе. Елена сказала, что развод оформит адвокат. В самый последний момент Матвей спохватился, что если он не получит от бывшей жены доверенность на ведение дел, то на бизнесе можно поставить крест. Ведь они с Митькой являлись официальными компаньонами, теперь половина фирмы принадлежала Елене и Ляльке. Впрочем, Елена обмолвилась как-то в сердцах, в тот почти единственный раз, когда ему удалось вывести ее из себя, что эти крохи ей не нужны, Лео обязательно удочерит Ляльку, уж она о том позаботится, это для того, чтобы не было потом проблем с наследством. А Матвей, удивившись собственному ехидству, напомнил ей, что прежде чем лелеять такие наполеоновские планы, следует все же выйти за этого Лео замуж.

Он увидел Ленкину большую любовь в аэропорту. Ему хотелось проводить Ляльку, обнять девчушку на прощание. Лялька горько плакала, потому что мать не разрешила взять с собой любимого белого медведя Мотю – он слишком большой. Матвей стоял истуканом, чувствуя, как у него разрывается сердце.

Лео оказался низеньким кривоногим человечком с приличным животиком и едва намечающейся плешкой. Говорил он тихо, улыбался вкрадчиво, однако, заглянув ему в глаза, Матвей сразу понял, что с этим мужчиной никакие Ленкины номера не пройдут. Не по зубам ей этот Лео, и, живя с ним, она будет играть только по его правилам.

Однако мысль эта не принесла Матвею большой радости.

Вернувшись домой, он походил по пустой квартире, разбил дорогую напольную вазу, сломал стул и немного попинал ни в чем не повинного медведя Мотю.

Однако все это не принесло ему никакого облегчения. После чего он полез было в бар за спиртным, но тут же понял, что если сейчас запьет, то потеряет фирму. И так уже за две недели без хозяйского глаза сотруднички много чего наворотили.

Все, сказал себе Матвей, глядя в зеркало, с него хватит. Довольно с него семейного счастья, накушался им досыта. Хватило ему милых домашних радостей. Надолго их запомнит. Теперь никто его не поймает на ласковый взгляд, нежные прикосновения и сияющие от счастья глаза. Все кончено.