Вера очнулась от горьких мыслей. Оказалось, что она уже несколько минут стоит на площадке возле своей квартиры, где жили они с мамой давным-давно.
Наконец Вера собрала в кулак все свое мужество и нажала на кнопку звонка.
За дверью разнеслась громкая трель, но она не смогла перекрыть орущий телевизор. Немного подождав, Вера позвонила еще и еще раз.
Наконец она услышала приближающиеся к двери шаркающие шаги, и громкий, недовольный голос осведомился:
– Кто это?
– Это я, тетя… Лида, – проговорила Вера наугад. – Это я, Вера!
– Лида, это тебя! – донеслось из-за двери, и шаги удалились.
Прошло еще две или три минуты, к двери снова приблизились шаги, и на этот раз другой голос повторил:
– Кто это?
– Да откройте же наконец! – не выдержала девушка. – Это я, я, Вера!
Замки лязгнули, дверь открылась.
На пороге стояла одна из теток. Она была облачена в фиолетовую вязаную кофту и тренировочные брюки. Губы ее были поджаты, лицо выражало подозрительность и недовольство.
– И чем же мы обязаны такому высокому визиту? – проговорила тетка вместо приветствия.
– Здравствуйте, тетя Лида! – ответила Вера с намеком. – Ну, вы мне войти-то позволите?
– Ну как же! – Тетка скривилась, как будто съела целый лимон. – Как я тебя могу не впустить? Ведь это же твоя квартира!
Она тем не менее не шелохнулась, осталась стоять в дверях и крикнула через плечо:
– Зоя! Ты была права!
В коридоре тут же возникла вторая тетка. Она уставилась на Веру с откровенной неприязнью и отчеканила:
– Ну, разумеется, я всегда права!
– О чем это вы? – поинтересовалась Вера, попытавшись протиснуться в прихожую.
– Конечно, похороны бедной Нади стали только предлогом! На самом деле она приехала, чтобы выкинуть нас на улицу! – воскликнула тетя Зоя голосом провинциальной трагической актрисы. – Я ничуть в этом не сомневалась! Ведь в наше время благодарность вообще не свойственна людям, а уж молодежь вообще не знает этого слова!
От ее фальшивого голоса у Веры немедленно началась зубная боль.
«Зря я сюда приехала!» – подумала она в тоске.
– Ну все-таки можно мне войти? – проговорила она упавшим голосом. – Или мы так и будем разговаривать на лестнице?
– Ага, значит, ты все же стесняешься соседей? – немедленно включилась в разговор тетя Лида. – Значит, тебе все же стыдно выгонять на улицу, под дождь и снегопад, двух нищих старух?
– Тетя Лида, где вы видели снегопад в июле? – Вера попыталась обратить все в шутку, но это ей не удалось.
– Какая разница – снег или дождь! – страдальческим тоном ответила Лида. – Важно, что ты выгоняешь нас на улицу…
– После всего, что мы для тебя сделали! – подхватила Зоя.
Вообще эти двое говорили так слаженно, как будто играли хорошо отрепетированную пьесу.
– Но ты ведь это уже забыла… – продолжила Лида. – Конечно, разве ты помнишь, как мы годами ухаживали за твоей матерью… бедная Маргарита! Ведь она умерла на наших руках!
Вера на мгновение зажмурилась, сосчитала до десяти, чтобы не сорваться. Как вам это понравится! Годами ухаживали… Умерла на их руках…
Мама умерла в больнице, и тетки к ней даже ни разу не зашли. Вера сидела у маминой постели последние сутки, не отходя ни на минуту даже поесть…
Но ответить им – значит встать на одну с ними доску, заговорить на их языке, таким же фальшивым, скандальным голосом…
– Дайте пройти! – процедила Вера, едва сдерживаясь, и наконец с огромным трудом протиснулась в квартиру, отодвинув тетю Лиду, как футбольного защитника.
– Конечно, проходи! – чирикнула ей вслед та. – Ведь это же твоя квартира!
Тетки закрыли за ней дверь и устремились следом, старательно отсекая Веру от жилых комнат и подталкивая к кухне.
Вера не стала сопротивляться превосходящим силам противника, она послушно проследовала на кухню и, не спрашивая разрешения, уселась на свободный стул.
– Чаю нальете? – спросила она довольно сухо. – Или опять устроите литмонтаж по системе Станиславского?
– Чаю? – переспросила Лида. – Не знаю, есть ли у нас чай… ведь мы живем очень, очень бедно! Впрочем, тебя это, конечно, ничуть не интересует!
– Конечно! – тут же подхватила Зоя, словно приняла точный пас. – Вы там, во Франции, не интересуетесь своими бедными родственниками. Вместо помощи вы норовите отнять у нас последнее. Пусть мы здесь умираем с голоду…
Тетки отнюдь не были похожи на голодающих. Наоборот, им не мешало бы сбросить несколько килограммов, особенно Лиде. Да и кухня не производила впечатления вопиющей бедности. На самом видном месте красовалась новенькая микроволновка, на буфете стояли вазочка с ореховым печеньем и коробка бельгийских конфет. Лида, перехватив Верин взгляд, переместилась так, чтобы закрыть эти лакомства своим широким задом. Зоя же тем временем продолжала:
– Да разве наши невзгоды кого-то интересуют? Да о чем ты говоришь! Она ведь за все это время ни разу даже не прислала денег на оплату коммунальных услуг!
– Что?! – Вера, хотя и дала себе слово не срываться и не поддаваться на провокации, на этот раз не выдержала. – Что?! Выходит, вы живете в моей квартире, и я же еще должна оплачивать коммуналку?
– А как же?! – возвысила голос Лида. – Ведь это же твоя квартира! Почему же мы должны за нее платить?
– Чему ты удивляешься? – подхватила Зоя. – Некоторые так умеют устроиться – любо-дорого! Некоторые умеют чужими руками жар загребать, чужими руками доставать каштаны из огня. Мы с тобой так не умеем и уже никогда не научимся. Да, мы с тобой скоро останемся на улице, без крыши над головой…
– Одну минутку! – не удержалась Вера. – Насколько я помню, у вас была своя собственная квартира. Где-то ведь вы жили до того, как переехали сюда…
– Чтобы ухаживать за твоей больной матерью! – добавила тетя Лида и промокнула платком сухие глаза. – Бедная, бедная Маргарита! Если бы она была жива, она никогда не позволила бы выкинуть нас на улицу…
– Опять вы об этом! – возмутилась Вера. – Я спрашиваю – что с вашей собственной квартирой?
Тут у нее мелькнула догадка:
– Вы ее, наверное, сдаете? Да, наверняка так и есть, как я сразу не догадалась! Вы сдаете свою квартиру, а живете в моей!
– Как ты могла так подумать! – Зоя побагровела и чуть не полезла на Веру с кулаками. – Как у тебя язык повернулся!
– Да, как язык повернулся! – подхватила Лида. – Да мы с него копейки не берем!
Она тут же прикусила язык, но было поздно: слово – не воробей, вылетело – не поймаешь!