– Я уже сказал тебе, что этот господин – не чета прочим: он благочестив и благороден, он спас мою жизнь и хотел вывести меня в безопасное место. И я думаю, что ему следует передать то, что ты хранишь испокон веку. Не потому, что этого заслуживает моя жалкая жизнь, а потому, что он – муж силы и доблести, и он может достойно принять сокровище из твоих рук…
Слепой повернулся к графу и проговорил своим едва слышным шелестящим голосом:
– Здравствуй, Симон де Брасси, граф Ламуэн, владетель Омбрейский и Лимский! Я рад приветствовать тебя в этом скорбном месте, в этой обители смерти и печали!
– Откуда ты знаешь мое имя? – удивленно спросил граф. – Разве мы с тобой когда-то встречались? И потом… разве ты видишь мое лицо?
– Просто я уже так давно не вижу земными очами, что научился видеть внутренним взором! Что ж, возможно, ты прав, Никодим, – слепец повернулся к греку. – Ты привел ко мне мужа доблестного и добродетельного, достойного того, чтобы узреть священное сокровище, а может быть, и того, чтобы хранить его отныне. Может быть, пришло время, когда священное сокровище должно перенестись в западные земли, туда, где теперь расцветает цветок новой жизни. Может быть, время моего служения подходит к концу, и я смогу наконец найти вечный покой в одной из здешних пещер… впрочем, не мне, не нам решать.
– Кому же? – удивленно спросил граф.
Но слепец ничего ему не ответил. Он отвернулся и с неожиданной ловкостью вскарабкался по стене, испещренной погребальными нишами, под самый свод подземной усыпальницы.
Свет факела не достигал верхней части помещения, поэтому граф не видел, что делает там слепец.
Однако прошло всего несколько минут, и он так же ловко спустился по стене, одной рукой прижимая к себе темную шкатулку, окованную бронзовыми полосками.
Поставив шкатулку на пол пещеры, слепец опустился перед ней на колени и затих словно в безмолвной молитве.
Когда граф хотел уже в нетерпении прервать наступившую тишину, слепой наконец пошевелился, положил тощие, искривленные руки на крышку шкатулки, словно с немой лаской. Внутри шкатулки что-то тихо щелкнуло, и крышка откинулась.
Граф наклонился, чтобы рассмотреть содержимое ларца.
Изнутри он был обит черным бархатом, на котором покоились одно подле другого три кольца из незнакомого металла. Это было не золото и не серебро, прежде графу не случалось видеть такого.
На первый взгляд в кольцах не было ничего особенного. Одно представляло собой свернувшегося зверька – то ли горностая, то ли ласку, а может, и маленькую ящерицу. Второе кольцо выглядело, как веточка колючего кустарника. Третье, казалось, и вовсе было не из металла, не из какого-то твердого вещества, а из воды или другой жидкости. Оно словно непрерывно текло, переливалось и струилось, находясь в покое и в то же время в непрерывном движении.
– Что это? – вопросил Симон де Брасси и невольно опустился на колени перед открытой шкатулкой, как перед великой святыней или перед государем.
Слепец не отвечал. Он как будто чего-то ждал, повернув лицо в сторону факела, словно греясь в его дымном свете.
И тут, как будто под действием высшей силы, граф протянул к шкатулке правую руку, и три кольца сами наделись на его пальцы. Кольцо с гибким зверьком – на безымянный, кольцо с веткой растения – на средний палец, кольцо воды – на указательный.
Только теперь слепец заговорил.
– Свершилось! – произнес он торжественно. – Кольца Вечности выбрали себе нового хозяина! Отныне тебе, Симон де Брасси, граф Ламуэн, надлежит беречь и охранять святыню. А я смогу, наконец, упокоиться с миром…
– Постой, старик! – воскликнул граф, испугавшись, что слепец тут же осуществит свое намерение. – Прежде чем отойти в мир иной, поведай мне, что это за кольца, откуда они взялись, и в чем заключено их могущество. Если, как ты говоришь, мне предстоит беречь их и охранять, я должен знать, что они такое и чьей властью созданы: Господа нашего или его извечного Врага…
– Эти кольца пришли из глубокой древности, – ответил слепой, сложив руки на груди. – Доводилось ли тебе, господин, слышать о царе Соломоне?
– Разумеется, – кивнул граф. – Этот мудрый и добродетельный владыка построил Храм Иерусалимский…
– Верно, – кивнул слепец. – А слышал ли ты, господин, что царь Соломон понимал язык птиц и зверей?
– Да, мне доводилось об этом слышать, но я считал, что это – досужие байки…
– Это вовсе не байки, – возразил слепец и указал на перстень со зверьком. – Вот это кольцо имеет власть над зверями лесными и птицами небесными, над рыбами морскими и гадами подземными, над всеми, кто бежит и ползет, плавает и летает… но это – не все, господин мой! Слышал ли ты, что, когда царь Соломон строил великий Храм, бревна и доски сами послушно складывались в стены?
– Ну, уж в это я ни за что не поверю! – отмахнулся граф. – Это точно бабья болтовня!
– Может быть, и так! Однако второй перстень, тот, что похож на ветку кустарника, обладает властью над деревьями и кустами, над цветами и травами, над лилиями полей и розами садов…
– А третье кольцо? – спросил граф с волнением и недоверием.
– Третье кольцо – самое могучее из всех! – торжественно произнес слепец. – Оно обладает властью над водой. Над водой рек и ручьев, родников и источников. Над водой озер и морей, над той водой, что дождем проливается из туч…
Слепец вдруг замер, словно к чему-то прислушиваясь, его уродливое лицо исказилось тревогой и беспокойством.
– Вам надо уходить, государи мои! – проговорил он своим шелестящим, едва слышным голосом. – Сюда приближаются враги… они еще далеко, но будут здесь через короткое время…
– Враги? – переспросил Никодим. – Ты имеешь в виду крестоносцев?
– С крестоносцами я смогу договориться, – попытался успокоить слепого граф. – Ведь я сам – один из них, и один из знатнейших… Они не посмеют противиться мне!
– Нет, это не крестоносцы! – перебил его старец. – Это коварная и злая сила, которая с глубокой древности охотится за кольцами. Так что именно тебе, граф, грозит от них самая серьезная опасность. Поэтому вам с Никодимом нужно скорее уходить. Никодим хорошо знает подземелья, он выведет тебя безопасным путем!
– А как же ты, старец? – спросил слепого Никодим. – Разве тебе не грозит опасность?
– Что можно сделать мне, уже давно оборвавшему связи с жизнью? Отнять саму жизнь? Я ею не дорожу и теперь, когда передал кольца, готов расстаться с радостью! Кроме того, когда я займу свою келью, меня очень трудно будет отличить от прочих обитателей подземного кладбища! Так что прощайте, государи мои, прощайте навсегда, и пребудет с вами благословение богов!