– Ну ладно, Петер, поедем на тот огонь! – согласился дворянин. – Может, и вправду переночуем под крышей!
– И поесть дадут наверняка… – мечтательно добавил слуга.
Всадники повернули лошадей и пришпорили их, чтобы добраться до места прежде, чем наступит ночь. Впрочем, лошади и сами побежали живее, почуяв человеческое жилье.
Темнота все же сгущалась гораздо быстрее, чем ехали путники, и вскоре дорогу под копытами лошадей было уже не разглядеть. Только дальний огонь, который заметно приближался, помогал не сбиться с пути.
Наконец в темноте проступили стены жилища.
Это был не постоялый двор и не крестьянская изба, а небольшой рыцарский замок с разрушенным крылом. В одном из окон уцелевшей части замка и горел тот огонь, который привлек путников.
– Господи Иисусе! – проговорил трусоватый Петер, разглядев замок. – Не нравится мне это! Может, и правда лучше переночевать натощак да под открытым небом…
– Чего ты испугался? – насмешливо спросил хозяин. – Ведь ты сам только что говорил, как хорошо добраться до какого-нибудь жилья…
– До жилья, да только не такого! – И слуга перекрестился. – Сдается мне, что это логово того самого старого графа!
– Не болтай ерунды! – отмахнулся молодой хозяин. – Уж коли мы доехали до этого замка, попросимся на ночлег. У тебя, братец, семь пятниц на неделе – то ты мечтаешь об ужине да постели, то боишься постучаться в чужую дверь…
– Кажется, и правда запахло ужином! – слуга повел носом и повеселел. – Чтоб мне провалиться, я чувствую запах жареной баранины!
Лошади тоже оживились, предчувствуя ночлег, и бодро подбежали к самым воротам замка.
Замок выглядел так, как будто недавно перенес тяжелый штурм или долгую изнурительную осаду, хотя скорее всего виной тому было безжалостное время.
Ров, опоясавший стену, давно пересох и зарос лопухами и чертополохом. Перекинутый через него мост давно уже не поднимался, да и сам подъемный механизм безнадежно проржавел. Сама стена местами обрушилась почти до основания. Правда, ворота были целы и даже заперты.
Слуга спешился, боязливо огляделся, подошел к воротам и ударил в них крепкой палкой, заменявшей ему меч.
Почти в ту же минуту отворилась незаметная калитка возле ворот, и из нее выглянул сгорбленный старый слуга с тускло мерцающим фонарем в одной руке и дубинкой в другой.
Он поднял фонарь. Горевшая внутри сальная свеча почти не давала света, однако слуга пристально вглядывался в гостей.
Он все еще молчал, и тогда молодой дворянин, не слезая с коня, проговорил:
– Эй, милейший, доложи-ка своему господину, что у ворот замка находится путник со своим слугой.
– Господин граф ждет вас! – провозгласил привратник и скрылся за калиткой.
– Господин граф! – повторил со значением Петер и взглянул на своего господина. – Что я вам говорил? Это тот самый старый граф, что держит в страхе всю округу!
– Не болтай лишнего! – отмахнулся хозяин и хотел было спешиться, чтобы войти в калитку, но тут раздался страшный скрип, и створки ворот широко распахнулись.
– Заезжайте, господин! – воскликнул привратник, угодливо согнувшись. – Господин граф ждет!
Дворянин въехал во двор, следом за ним вошел Петер, ведя своего коня под уздцы. Привратник затворил за ними ворота и заложил их здоровенным засовом.
Замковый двор был под стать остальному: такой же заброшенный, заросший сорняками. Казалось, по нему давно уже никто не ходил.
Молодой дворянин остановился возле каменных ступеней, ведущих к двери во внутренние покои. Привратник, который, по-видимому, выполнял в этом замке самые разные обязанности, опередил его и отворил высокие двери. Отступив в сторону, он важно проговорил:
– Пожалуйте в покои!
– Распорядись, чтобы наших коней расседлали и накормили! – бросил гость. – И чтобы о моем слуге позаботились!
– Не извольте беспокоиться! – ответил графский слуга с поклоном.
– А я все же опасаюсь, молодой господин! – зашептал Петер. – Как бы чего не вышло! Уж лучше я буду при вас, чтобы защитить вашу милость в случае чего!
– Не болтай ерунды! – оборвал его хозяин. – Нечего тебе делать в господских покоях! Иди с этим малым в людскую, там тебя накормят и устроят на ночлег!
– Ох, опасаюсь я! – промолвил Петер, но не посмел ослушаться и зашагал за привратником. Хозяин же вошел в открытую дверь, за которой оказался просторный зал с высокими сводами.
В глубине зала пылал камин, однако он почти не согревал огромное помещение. Из-за толстых каменных стен в зале было, пожалуй, холоднее, чем на улице.
Молодой дворянин задержался на пороге, оглядываясь.
Как и весь замок, этот зал носил на себе печать упадка и запустения.
Когда-то, должно быть, он знавал лучшие времена, под этими сводами собирались многолюдные сборища, вино лилось рекой. От тех времен остались ковры и шкуры на полу, гобелены на стенах. Но все это было вытертое и прорванное, ковры местами прожжены, гобелены изодраны в клочья. Даже каменные плиты пола были выщерблены и расколоты.
Возле пылающего камина стояло массивное кресло с высокой резной спинкой. В нем кто-то сидел, но, поскольку кресло было обращено к огню, гость не мог видеть этого человека, только костлявую тощую руку, обтянутую потертым бархатом, которая неподвижно лежала на подлокотнике кресла.
– Приветствую вас, господин мой! – проговорил молодой гость в спинку кресла, как подобает в таких случаях воспитанному человеку. – Приветствую и сердечно благодарю за гостеприимство, какое вы оказали бедному путнику!
Послышалось хриплое, натужное дыхание, ножки кресла заскрежетали по каменному полу, и кресло развернулось, так что гость смог, наконец, разглядеть гостеприимного хозяина.
Хозяин замка был стар. Он был более стар, чем самые старые люди, которых доводилось встречать молодому дворянину. Казалось, ему столько же лет, сколько самому этому полуразрушенному замку. Хозяин был облачен в поношенную и выцветшую одежду, некогда сшитую из дорогого бархата и отороченную куньим мехом, но давно уже утратившую и прежний цвет, и прежний достойный вид. Из рукавов одеяния торчали руки, тощие и кривые, как ветки высохшего дерева. Голова, обтянутая сухой, как пергамент, кожей, более напоминала голый череп вроде того, что гость видел на картине в приходской церкви.
В довершение ко всему в багровых отсветах пламени, которые отбрасывал камин, гость разглядел мертвые, слепые, подернутые белесой пленкой глаза хозяина.