Вот что она в нем нашла, скажите на милость? И это бы ладно, известно: чужая душа — потемки. И Веронике не было бы до этой стервы никакого дела, если бы она не была женой шефа! Умный, безумно талантливый, замечательный Михаил Юрьевич лежит сейчас в палате в тяжелом состоянии, а эта... прямо тут, можно сказать, под окнами больницы! Куда катится этот мир?
Тут Вероника поймала себя на мысли, что рассуждает, как уборщица Нинель Васильевна. И теми же самыми словами. А думать ей сейчас нужно только о том, как унести отсюда ноги. Потому что, если Юлия увидит ее здесь, мало Веронике не покажется. В лучшем случае придется ей увольняться с работы.
Но как Юлия изменилась! Куда делся высокомерный взгляд и вообще все ее повадки? Даже стала казаться ниже ростом.
– Как ты? – прерывистым счастливым голосом спрашивала Юлия. – Откуда ты?
– Соскучился, – лениво проговорил мужчина, – захотел тебя увидеть... Но ты разве не рада?
– Я рада... – она всхлипнула, – я очень рада...
Веронике стало противно. Ишь, как она юлит перед этим козлом! Вся какая-то жалкая, суетливая, взгляд, как у бездомной собаки, которую погладил случайный прохожий.
– Однако, детка... – голос у него был мерзкий, под стать внешности, дребезжащий тенорок, – что мы тут делаем? Поедем куда-нибудь, посидим, поговорим...
– Можно ко мне! – тотчас с готовностью откликнулась Юлия. – Нам никто не помешает.
Вероника только зубы сжала в бессильной злобе. Конечно, никто им не помешает, если муж в больнице! И как только Юлия может – с этим уродом!
Как будто почувствовав ее взгляд, урод обернулся. Ого, глаза хоть и тусклые, а видят хорошо!
Вероника сжалась, скрывшись за «Опелем», и перехватила сумку поудобнее. В случае чего – сразу этому типу по морде!
Они сели в машину Юлии и уехали. Вот интересно, у этого недомерка даже машины нету?
Вероника в задумчивости шла к остановке. Подошел автобус, и водитель был настолько любезен, что подождал ее. Впрочем, она уже немного привыкла к такой любезности.
– Это здесь. – Анрио показал на низкую дверь, притаившуюся в темной подворотне.
Робеспьер с неудовольствием огляделся. Вокруг была грязь, закопченные стены, груды отбросов. Двое членов Комитета общественной безопасности, неохотно присоединившиеся к нему, вполголоса переговаривались.
Над ними открылось окно третьего этажа, тощая простоволосая служанка выплеснула ведро с нечистотами. Анрио едва успел увернуться. Он задрал голову и обругал служанку последними словами, но та уже закрыла окно.
Анрио постучал в дверь кулаком. За дверью завозились, брякнул железный засов, дверь отворилась, на пороге появился горбатый слуга в засаленном камзоле.
– Эти господа... тьфу, эти граждане пришли к твоему хозяину! – проговорил Анрио в обычной своей грубой и высокомерной манере выходца из городских низов.
– Господин доктор ждет, – отвечал горбун, еще ниже согнувшись и отступая в сторону.
Представители Комитета один за другим вошли в дом. Откуда-то из его глубины доносились громкие истошные вопли.
Миновав темную прихожую, они попали в коридор, где на лавке вдоль стены сидели, ожидая своей очереди, больные. Робеспьер увидел краем глаза бедняка с разбитым лицом, женщину с больным ребенком на коленях, другую, с гноящимися глазами. На всех лицах отражалось бесконечное терпение и тупое равнодушие, никто не обращал внимания на раздававшиеся за стеной крики. Робеспьер хотел было о чем-то спросить слугу, но тот уже провел их в следующее помещение.
Это была большая комната с закопченным сводчатым потолком, посреди которой стоял накрытый рогожей стол. На столе лежал огромный мужчина, привязанный за руки и за ноги. Именно он издавал жуткие крики, разносившиеся по всему дому.
Над мужчиной стояли двое – худощавый человек средних лет, в забрызганной кровью рубашке и кожаном фартуке, и молодой человек с бледным от страха лицом. Мужчина в фартуке был вооружен острым узким ланцетом, которым он что-то делал в животе несчастного пациента.
– Господин доктор! – обратился к хирургу горбун. – Эти господа пришли к вам.
– Вы из Комитета? – осведомился хирург, повернувшись к посетителям. – О, я вижу гражданина Робеспьера! Это большая честь для меня! Позвольте представиться – доктор Гильотен...
Хирург снял окровавленный фартук, вручил ланцет молодому человеку и приказал:
– Луи, доведи до конца операцию!
– Но доктор... – запротестовал тот. – Я никогда прежде этого не делал!
– Все когда-нибудь бывает в первый раз! Ты достаточно долго учился! – безразлично ответил врач и пошел навстречу гостям, на ходу надевая камзол. – Прошу, господа, то, что я хочу вам показать, находится в соседней комнате.
Комната, куда он их привел, была куда меньше и не так хорошо освещена. Значительную ее часть занимало странное устройство, напоминавшее оконную раму, в верхней части которой был закреплен широкий косой нож.
– Я зову ее Луизон, – с нежностью проговорил доктор Гильотен. – Моя маленькая Луиза!
– Как она действует? – спросил Анрио, с живейшим интересом разглядывая загадочное устройство.
– Извольте полюбоваться, – доктор взял с полки деревянную куклу в наряде священника, положил ее на подставку в нижней части своего устройства. Голова игрушечного священника оказалась в специальном углублении. Доктор опустил сверху на шею куклы доску с прорезью, так что шея кюре оказалась заключена в колодку.
– А теперь – вот так! – Гильотен отвернул винт в верхней части рамы, нож со свистом упал, и голова куклы, отделившись от туловища, рухнула в специальную корзинку.
– Браво! – воскликнул Анрио, и глаза его заблестели. – Отличная игрушка!
– Это не игрушка, – обиженным тоном возразил доктор. – Это замечательное изобретение, способствующее улучшению нравов. Моя маленькая Луиза создана для того, чтобы служить милосердию и справедливости...
– Каким же образом? – осведомился Робеспьер, до этой минуты хранивший молчание.
– Извольте, сударь, я вам охотно объясню! Сначала – о милосердии. Когда преступников казнят устаревшими способами – через повешение или отделение головы, – их смерть бывает чрезвычайно долгой и мучительной. Петля иногда плохо затягивается, неопытный палач может не справиться с топором... один раз в Нанте осужденному отрубили голову только с двенадцатого удара...
– Достаточно. – Робеспьер поморщился. – Избавьте меня от этих подробностей.
– Как вам будет угодно, сударь! Во всяком случае, как врач, я должен сказать, что такой способ казни весьма удобен и гигиеничен. Смерть осужденного будет мгновенной.