Она догадывалась, что дело не обошлось без ее соседки, этой фрау Визель, вдовы лесоторговца.
Бесстыжая вдова откровенно поглядывала на Генриха, то и дело заговаривала с ним, зазывала к себе в дом, соблазняла его своими перезрелыми прелестями. Маргарита сердилась, а Генрих только посмеивался, сажал ее к себе на колени и успокаивал – мол, зря она ревнует, он не променяет свою прекрасную Гретхен ни на одну женщину в мире.
Генрих умел утешить ее, умел успокоить.
Но сейчас, когда он особенно нужен ей – его нет с ней рядом, он уехал по торговым делам в далекую Ломбардию и вернется не раньше Рождества...
Маргарита громко всхлипнула и затихла.
Отец Амвросий говорил правду: Бог не оставляет своих чад, он спасет ее от этого сурового монаха, а там, глядишь, наступит Рождество, вернется Генрих, и снова все будет хорошо...
В камере было очень холодно, стены буквально излучали холод, проникающий в каждую клеточку тела. Маргарита обхватила себя руками, чтобы хоть немного согреться.
Вдруг дверь ее камеры скрипнула и отворилась.
Маргарита привстала, вглядываясь в темноту, и разглядела на пороге сутулую фигуру инквизитора.
– Это вы, святой отец? – спросила она испуганно.
Не говоря ни слова, инквизитор вошел в камеру и плотно закрыл за собой дверь.
– Здесь так холодно... – пожаловалась Маргарита.
Брат Бернар подошел к ней вплотную, взял ее за руки.
Его руки были холодны как лед – холоднее даже каменных тюремных стен.
– Дочь моя... – голос инквизитора предательски задрожал. – Дочь моя... какие у тебя прекрасные волосы...
– Святой отец, что вы такое говорите! – Маргарита попыталась высвободиться из рук брата Бернара, но он сжимал ее запястья, словно клещами, словно ледяными клещами. – Святой отец, я ведь замужняя женщина... это грех, страшный грех...
– Кто тебе это сказал?
– Так мне говорил наш приходский священник отец Амвросий...
– Что знает этот отец Амвросий о грехе! – воскликнул инквизитор. – Что может знать о грехе приходский священник? Я видел в своей жизни столько греха, что иногда мне кажется, знаю о грехе больше самого Дьявола!
– Святой отец, не называйте его по имени, не то накличете беду! – Маргарита попыталась перекреститься, но инквизитор не отпустил ее руки.
– Грешниками, которые прошли через мои руки, можно наполнить ад! – проговорил брат Бернар, не сводя с Маргариты пылающего, лихорадочного взора. – Так неужели я не заслужил отпущение одного-единственного греха? Дочь моя, дочь моя! – жарко шептал инквизитор, на коленях подползая к дрожащей от страха женщине, хватаясь за край ее одежды, как утопающий хватается за обломок корабля. – Дочь моя, Христос велел возлюбить ближнего, как самого себя! Возлюби же меня, и я сделаю так, что уже завтра ты вернешься к себе домой, очищенная от всяких обвинений!
– Это грех, святой отец! – лепетала Маргарита, вжимаясь в холодную стену. – Пощадите меня! Не требуйте от меня невозможного! Не губите мою бессмертную душу! Не вводите меня в грех!
– Что ты знаешь о грехе, еретичка! – вскрикнул брат Бернар.
Лицо его страшно исказилось, как будто сквозь облик смиренного монаха проступили черты закоренелого грешника, воплотившего в себе все семь смертных грехов. Он вскочил на ноги, схватил Маргариту, рванул ворот ее платья. Ткань разорвалась, обнажив нежную грудь и висящий на ней золотой медальон.
– Защити меня, святая Урсула! – воскликнула Маргарита и из последних сил оттолкнула распалившегося инквизитора.
Тот упал на каменный пол, тут же вскочил с перекошенным лицом, бросился к несчастной женщине... но какая-то сила оттолкнула его.
Брат Бернар изумленно взглянул на фрау Ситтов.
Маргарита стояла возле стены камеры, подняв руку в крестном знамении, и на какой-то миг инквизитору показалось, что она окружена бледным, едва заметным сиянием, сиянием цвета майского меда.
Это сияние напомнило брату Бернару нимбы, окружающие лики святых на фресках старинных церквей, – и ужас охватил его: неужели Маргарита – святая и он, покушаясь на ее добродетель, напрямую выступает против воли Божьей?
Впрочем, золотое свечение тут же померкло. Должно быть, оно только привиделось инквизитору, померещилось ему под влиянием охватившей его греховной страсти. Брат Бернар схватился за голову, покачнулся и застонал.
Прежнее безумие отступило. На его место пришел гнев – гнев на еретичку, которая посмела противостоять его воле.
Он опустил голову, как кающийся грешник, и покинул камеру. На пороге камеры он задержался и из-под опущенных век бросил на Маргариту пылающий взгляд.
* * *
Оксана отложила медальон и вдруг переменилась в лице.
– Что с вами, дорогая? – всполошился Андрей Михайлович. – Вы словно привидение увидели!
– Хуже! Я вспомнила... те люди, от которых я сейчас убежала... они пометили меня!
– Пометили? – удивленно переспросил старик. – Что вы имеете в виду?
– Они ввели мне под кожу микросхему, по которой в любой момент могут определить мое местоположение! – и Оксана продемонстрировала Андрею Михайловичу припухлость на своем запястье.
– Неприятно! – проговорил старик, разглядывая руку Оксаны.
– Ужасно! Они могут в любую минуту сюда нагрянуть! – Девушка зябко передернула плечами и покосилась на входную дверь. – Простите, я втянула вас в неприятности... я немедленно уйду...
– Не говорите глупостей! Никуда вы не уйдете. Я вас сам пригласил. И вообще, это, конечно, нехорошо, но вполне поправимо...
– Поправимо? – переспросила Оксана, и в ее голосе появилась надежда.
– Ну да, в этой жизни все поправимо, кроме смерти... – Андрей Михайлович невольно взглянул на портрет красивой женщины, висевший на стене. – Раз пока ваши криминальные знакомые не появились – будем считать, что у них были более спешные дела. А сейчас мы с вами примем меры. Правда, вам придется немного потерпеть...
Андрей Михайлович вышел в соседнюю комнату и скоро вернулся с небольшим металлическим подносом, на котором находилась бутылочка с прозрачной жидкостью, сверкающий скальпель, бинт и несколько ватных тампонов.
– Вам придется потерпеть! – повторил он, раскладывая свои инструменты на столе.
Оксана испуганно следила за его приготовлениями. Это невольно напомнило ей сцену в подвале и Константина с его хирургическим чемоданчиком.
– Что вы собираетесь делать? – спросила она наконец.