Алена сразу узнала этот флакончик – она доставала из него таблетки для той странной старухи на лестнице…
– Деточка! – проговорила вдруг брюнетка. – Помогите мне, пожалуйста!
И Алена поняла, почему ее голос показался ей таким знакомым. Это был голос той самой старухи… чуть-чуть искаженный, но вполне узнаваемый!
– Это вы? – протянула она удивленно. – И что же – вы выступите в суде? Скажете, что переоделись старухой и видели меня возле той квартиры? И кто же из нас будет выглядеть подозрительнее?
– Зачем? – В голосе брюнетки снова прозвучала насмешка. – Я не собираюсь давать показания!
– А кто же тогда?
– Вот этот пузырек!
– Что?! – Алена удивленно уставилась на собеседницу. – При чем здесь пузырек?
– При том, что Марианну Юрьевну отравили, ее заставили принять сильнодействующее лекарство из этого пузырька. А на пузырьке, как вы понимаете, имеются ваши отпечатки…
Алена вспомнила, как открывала флакончик. Да уж, ее отпечатков там более чем достаточно…
– Так что подумайте, что будет, если милиция найдет этот пузырек с вашими отпечатками! Мотив для убийства у вас имелся, многие люди подтвердят, что у вас с покойной были очень плохие отношения, вы с ней неоднократно ссорились при свидетелях… в глазах милиции вы будете главной подозреваемой!
Алена отстранилась, пристально посмотрела на брюнетку.
– Судя по тому, как хорошо вы знаете все подробности убийства, вы имеете к нему самое прямое отношение!
– А вот это никого не интересует! Моих отпечатков на месте преступления нет, и я, в отличие от вас, не была знакома с Марианной Юрьевной.
– Так чего вы от меня хотите? Денег?
– Мне не нужны ваши деньги! Мне нужен камень! – проговорила брюнетка вполголоса.
– Какой камень? – удивленно переспросила Алена, хотя уже догадалась, что имеет в виду ее собеседница.
– Зеленый овальный камень в тонкой оправе! – ответила та. – Да не прикидывайтесь, вы прекрасно знаете, о чем я говорю! Этот камень… он попал к вам случайно, по ошибке, вы не имеете на него никаких прав! Отдайте его мне – и я отдам вам этот флакон! И вы сможете спать спокойно, не боясь, что к вам явится милиция!
Алена вспомнила тот вечер, когда в ее доме появилась кошка, вспомнила, как сняла камень с ее ошейника.
С появлением этого камня в ее жизни многое переменилось. Она почувствовала себя сильнее, увереннее. И окружающие увидели в ней эту силу, они стали помогать ей, поддерживать ее…
– Я жду! – повторила брюнетка. – Мы можем завершить все прямо сейчас. Давайте камень, и покончим с этим делом! Я отдам вам пузырек, и вы больше меня не увидите!
– У меня нет с собой этого камня, – солгала Алена.
Она сама не знала, зачем. Камень был у нее на шее, под одеждой, и словно сам продиктовал ей эти слова.
Камень не хотел расставаться с ней и, уж во всяком случае, не хотел попасть в руки к этой вульгарной брюнетке.
– Алена Дмитриевна! – раздался вдруг совсем рядом знакомый голос. – Можно с вами поговорить? Ой, вы заняты!
Алена обернулась. Возле их столика стояла бывшая секретарша из фирмы, Валерия, которую она уволила за хамство, точнее, перевела на другую работу.
– Вы заняты? – растерянно повторила секретарша.
Что-то в ее голосе показалось Алене странным. Она повернулась к своей собеседнице… но брюнетка исчезла, ее место за столом опустело. Странно… может быть, ей померещилась эта женщина, померещился этот разговор?
– Алена Дмитриевна! – повторила бывшая секретарша, и в ее голосе зазвучали слезы. – Пожалуйста, простите меня! Это Марианна Юрьевна… она велела мне так себя вести! Я не хотела, но она пригрозила лишить меня премии, а у меня ребенок… я не могла идти против начальства! Вы меня понимаете?
– Да не очень-то и хотела, – проговорила Алена, вспомнив, как по-хамски разговаривала с ней эта «мать-одиночка». – Тебе это нравилось. Тебе вообще нравится унижать людей, особенно тех, кто кажется тебе слабым. Но на этот раз ты просчиталась, поставила не на того человека.
– Но, Алена Дмитриевна, я раскаялась! Я прошу у вас прощения!
– Ты не раскаялась. Ты просто просчиталась. Ничем не могу тебе помочь. И вообще, какие у тебя претензии? Из фирмы тебя не уволили, предложили другую работу.
– Они дали мне место уборщицы! – взвизгнула Валерия.
– Тоже работа, – усмехнулась Алена, вспомнив, как мыла посуду в ресторане, как мела двор, как пользовалась любой возможностью, чтобы подработать.
Тут у нее мелькнула мысль, что, когда раскроется убийство Марианны, эта Валерия не преминет свидетельствовать против нее, уж она-то сколько раз слышала, как они ругались. Задобрить ее? Дать работу получше? Но нет, это было бы проявлением слабости.
– У меня все, – сказала она Валерии, – разговор окончен.
Последняя царица Египта, как плененная тигрица, металась по своим покоям.
Октавиан Август позволил ей оставаться во дворце, позволил сохранить верных служанок и привычную роскошь, но возле каждой двери стояли теперь молчаливые римские легионеры, которые следили за тем, чтобы Клеопатра не бежала из дворца и чтобы к ней не проник никто из знатных египтян или немногочисленных сторонников побежденного Марка Антония.
Октавиан Август знал, что Клеопатра умеет ловко плести интриги и заговоры, и не хотел, чтобы у нее была такая возможность.
И еще легионерам было приказано следить за тем, чтобы строптивая царица не покончила с собой.
Она еще нужна была Октавиану, нужна была для того, чтобы украсить своим присутствием его триумф, пройти в цепях по улицам Рима вслед за его колесницей. Униженной, жалкой пленницей пройти по тем улицам, которые видели ее в расцвете славы и величия.
– Я не переживу этого позора! – в сотый раз повторила Клеопатра, остановившись перед служанкой. – Я должна умереть сейчас, по своей собственной воле! Достань мне яду, Синтия!
– Я не Синтия, госпожа! – возразила служанка, смиренно потупив взор. – Синтия покинула вас… меня зовут Кливия!
– Ах, какая разница! Синтия, Кливия, как бы тебя ни звали, но только достань мне яду!
– Но, госпожа, повсюду стоят римские солдаты, они не дают нам шагу ступить без разрешения!
– О боги, боги! – воскликнула Клеопатра, заломив руки. – Я не могу даже умереть по своей воле! Даже на смерть мне нужно соизволение римского чиновника!
Она снова заметалась по просторному помещению, то моля богов о помощи и защите, то посылая проклятия бессердечному Октавиану Августу.
Прошло много времени.
День уже клонился к вечеру.