— Вспомнил! Это ж ваш дружинник, Фрол. У него еще шапка была почему-то черная, не такая, как у вас!
— Да где уж нам, — проворчал себе под нос Разик, с некоторых пор слегка недолюбливающий особников.
Впрочем, нелюбовь лихого строевого полусотника относилась к особникам вообще, но никак не касалась Фрола. Персонально к Фролу Разик относился с огромным уважением, признавая его многочисленные, почти невероятные боевые заслуги.
— Ну, вот и молодец, что догадался! — вслух обратился он к Степану. — Фрол действительно от самого монастыря выслеживает турецких лазутчиков, о существовании которых нашей разведке давно известно. Вчера вечером он явился ко мне, и мы наметили план действий.
— Что наметили? — не понял Степа.
— План. По-английски это означает замысел, порядок действий. Например, я был готов к тому, что Фрол бросит мне бомбу с зажженным фитилем. Фитиль был, естественно, достаточно длинным. Он и бросил мне ее почти что в руки. Даже особо стараться не пришлось, чтобы ее поймать.
— То-то мне из толпы агентов вражеских послышался крик «catch!» («лови!»), — усмехнулся Желток. — А еще этот твой удар саблей по рукам, сверху вниз, после левого замещения. Так же не бьют! Там надо рубить сбоку по шее! Значит, ты специально этого лазутчика не убил?
— Молодец, правильно догадался! — с чуть заметной иронией похвалил друга Разик.
— А как Фрол… — попытался было продолжить свои расспросы Желток.
Но Разик его прервал:
— Все, некогда нам разговоры разговаривать. Фрол с Кудеяром вот-вот до стены доберутся. Берем ружья и вперед! А ты, десятник, стой по-прежнему твердо и охраняй ворота. Все поползновения их открыть пресекай огнем на поражение!
— Есть, брат полусотник! — поднес руку к берету Желток.
Уже на ходу, проверяя замок мушкета, Степа задал Разику волновавший его вопрос:
— Так что, получается, мы этому Кудеяру все его злодеяния и предательство простим? Пусть идет себе к туркам целым и невредимым и продолжает Руси вредить?
— За это не волнуйся, страж Степан. Фрол охулки на руку не положит! — жестко усмехнулся Разик.
Они по внутренней лестнице взобрались на башню, подошли к бойницам. С высоты им открылась жуткая картина пылающего города. Лишь вдоль излучины Москвы-реки еще оставалась узкая полоса, свободная от огня. Там стояла вражеская конница. Ордынцы все еще ожидали, что кремлевские ворота вот-вот распахнутся перед ними, как это было во время последнего набега на Москву хана Тохтамыша. По обоим флангам вытянувшихся в длинную колонну туменов громоздились горы трупов безоружных горожан и беженцев. Эти несчастные искали спасения на свободном от огня пространстве, пытались броситься в реку. Их лениво били копьями и стрелами, рубили кривыми саблями.
Дружинники и Степан, стиснув зубы, с ненавистью глядели на врагов.
— Мало вас, гадов, покрошили на Засечной черте! — звенящим голосом выкрикнул Михась.
— Тише, друг. — Разик успокаивающе обнял его одной рукой за плечи. — Наблюдай внимательно вон за тем участком, готовься выстрелить в нужный момент.
Участок кремлевской стены, на который указал Разик, находился в сотне саженей от Водовозной башни, вниз по течению Москвы-реки. Там в стене, примерно на половине ее высоты, был проделан специальный наклонный каменный желоб, по которому в реку сливались нечистоты. Проникнуть в Кремль по этому желобу снаружи было невозможно. Во-первых, его отверстие было довольно узким, и в него мог с трудом протиснуться человек, во-вторых, оно располагалось достаточно высоко, в-третьих, желоб закрывался изнутри толстой чугунной дверью с массивным засовом. Да и круто наклоненный каменный пол желоба был настолько скользким, что подняться по нему не было никакой возможности.
— Вот они! — Разик, обладавший очень острым зрением, первым увидел, как из отверстия желоба упала, разматываясь, веревка.
Вскоре из желоба вывалился один, за ним — другой человек, и они заскользили вниз по веревке к подножию стены. Беспрепятственно достигнув земли, эти двое пустились бежать по направлению к вражеской коннице, размахивая руками и что-то крича.
— Мы — свои, мы — к повелителю, Буслам-паше! — перевел Степа, неплохо изучивший турецкий язык за время пребывания в составе ограниченного контингента казацких войск в низовьях Дона.
— Приготовились! — скомандовал Разик. — Михась, ты стреляешь первым, а мы палим вслед за тобой.
Михась присел на одно колено, уложил длинный ствол своего ружья в бойницу, упер приклад в плечо, прицелился. Две фигурки быстро удалялись, уходя с убойной дистанции. На одном из беглецов, высоком и плечистом, была приметная красная рубаха. Второй, невысокий и сухощавый, был в сермяжной мужицкой одежде. Михась поймал этого второго на мушку и прошептал:
— Извини, Фролушко!
Щелкнул курок, кремень высек искру. Ярким огоньком вспыхнул порох на полке, ружье выпалило, наполнив стрелковую галерею башни гулким эхом. Сразу вслед за выстрелом Михася бабахнули мушкеты Разика и Степы из соседних бойниц. Но сквозь клубы дыма, на пару секунд закрывшие обзор, Михась успел заметить, как человек, в которого он целился, упал с разбегу лицом вниз. Второй, в красной рубахе, продолжал бежать, не оглядываясь. А навстречу ему уже скакал десяток ордынских всадников с заводными конями в поводу. Беглец уселся в седло и лишь тогда оглянулся, чтобы посмотреть, что стало с его товарищем. Но сам он, по-видимому, не захотел вернуться за ним, а послал двоих ордынцев. Те на всем скаку ловко подняли лежавшего, подхватив его под руки с двух сторон, и плавной рысью направились прочь.
У Михася и двух его друзей отлегло от сердца, когда они увидели, что подхваченный всадниками Фрол, повиснув между двух скачущих коней, самостоятельно перебирает ногами по земле. На радостях лешие и стражник, перезарядив ружья, выпалили вслед удаляющейся кавалькаде, но не с целью попасть в кого-то, поскольку дистанция была уже запредельной для ружейного выстрела, а просто посылая Фролу прощальный салют.
— Ну, все, бойцы, уходим, — Разик закинул еще дымящийся мушкет на плечо и зашагал к лестнице.
— Послушай, Разик, — задумчиво спросил последовавший за ним стражник, — как я понял, эти одинаковые кинжалы, что собрали ваши дружинники возле ворот после бегства ордынских наймитов, служили им опознавательными знаками, так? Но ведь тогда и у Фрола должен был бы быть такой же, чтобы лазутчики приняли его за своего подельника.
— Да, — ответил Разик. — У Фрола, когда он ночью пришел ко мне, на поясе висел именно такой кинжал.
— Но ведь когда я Лавра… то есть Фрола, обыскивал там, в монастыре, у него никакого кинжала не было!
— Я знаю, где Фрол этот кинжал взял, — проворчал шагавший за Степой Михась. — У одной особы, вернее, особницы. Вот и дари после этого сестре подарки.
— Ничего, друзья, даст Бог — встретимся с Фролом, так он тогда, может быть, и удовлетворит ваше любопытство, — произнес Разик. — Ну а сейчас наша задача прежняя, ворота оборонять. Если и будет новая попытка их открыть, то в ближайший час. И будет эта попытка последней.