При виде вошедшего дружинника джентльмен поднялся, вернее, вскочил и, опираясь на эфес шпаги, нагло уставился на него засверкавшими глазами.
— Чему обязан вашим вторжением, сэр?! — с явной угрозой в голосе прорычал он.
— Лично мне вы ничем не обязаны ни в малейшей степени, сэр, — пожал плечами Разик. — Я приехал к леди Джоане.
— Вам же наверняка сказали, что леди никого не принимает! — прежним угрожающим тоном заявил гордый обладатель желтых панталон.
— Позвольте осведомиться, сэр, а вы-то кто, собственно, такой?
— Я — сэр Томас Боуленский, жених леди Джо-аны!
Разик не то чтобы растерялся, но все же был слегка озадачен столь решительным и твердым заявлением. Ему почему-то не верилось, что Джоана могла предпочесть Михасю это чудо в перьях. Но в жизни может случиться всякое, даже самое невероятное событие.
— Я должен поговорить с леди, — спокойно и твердо произнес дружинник.
— До вас, сэр, здесь было четверо желающих с ней поговорить. Но всем им пришлось иметь дело с моей шпагой! — самозваный жених с лязгом выволок из ножен здоровенный клинок. — Трое из них отправились прямиком на кладбище, и лишь один оказался удачливее и попал к лекарю. Лично вас, сэр, какой вариант больше устраивает?
Скрипнула, отворяясь, дверь, ведущая из внутренних покоев, и в приемную вбежал дворецкий в роскошной ливрее, со связкой ключей — признаком его должности — на широкой шелковой ленте, перекинутой через плечо. Его лицо было бледным и осунувшимся.
— Сэр Томас, умоляю вас! — отчаянно воскликнул он. — Не надо больше крови, вы все равно этим ничего не добьетесь! Леди не желает о вас слышать!
— Вот оно что, — с некоторым облегчением усмехнулся Разик. — Мне представляется, сэр, что вы поторопились зачислить себя в родственники хозяйки поместья, — и, повернувшись к дворецкому, спросил: — Не слишком ли сей джентльмен злоупотребляет вашим гостеприимством? Может быть, ему пора уже покинуть дом?
— Но как заставить его это сделать? — почему-то полушепотом произнес дворецкий. — Сэр Томас явился сюда просить руки леди сразу же после того, как закончился траур по поводу кончины ее отца. Ему было еще тогда отказано в аудиенции, но он поклялся не покидать приемной до тех пор, пока леди не соизволит выслушать его. Всех остальных претендентов, приезжающих к леди, он просто убивает. Когда сэр Томас уходит для еды и отдыха, его заменяют сообщники и слуги — настоящие головорезы.
— Хватит болтовни! Защищайся! — взревел сэр Томас и встал в позицию, направив шпагу на Разика.
Полусотник не шелохнулся и вновь обратился к дворецкому:
— Вы спрашиваете, каким образом этот герой может покинуть дом? Я вижу всего два способа: через дверь или через окно.
— Ты что, издеваешься надо мной? — заорал сэр Томас. — Шпагу наголо, несчастный трус, или я, клянусь преисподней, заколю тебя, как барана!
— Послушай, придурок, — в голосе Разика только теперь зазвучали стальные нотки. — Я — профессиональный воин и никогда не балуюсь с оружием. Если я обнажаю клинок или ствол, то только с одной целью: убить врага. Но я просто не хочу марать свои руки и паркет леди Джоаны твоей вонючей кровью! Пошел вон, пока цел!
Конечно, Разик не ожидал, что после произнесенной им тирады, абсолютно искренней и правдивой, сэр Томас устыдится и покинет оккупированное помещение. Напротив, леший рассчитывал, что противник тут же бросится на него очертя голову. Именно так и произошло. Сэр Томас с похвальной быстротой и ловкостью сделал длинный выпад. Леший еще более стремительным пируэтом ушел влево, пропустив лезвие шпаги мимо груди и сблизившись с противником, захватил кисть, чуть продернул вперед, в направлении выпада. Естественно, сэр Томас инстинктивно дернулся назад, и на этом движении тут же получил залом и подсечку. Тренькнула об пол шпага, выпавшая из руки несостоявшегося жениха, а сам он с размаху треснулся мордой о ручку кресла, на котором столь величественно восседал пять минут назад.
Разик подхватил его безвольное тело одной рукой за поясной ремень, другой — за шиворот, без видимых усилий поднял и выкинул в распахнутое окно.
— Способ номер два, — сказал он дворецкому. — Извините, если испортил вам какую-нибудь клумбу. Я не успел поинтересоваться, что находится под окном.
— Не извольте беспокоиться, сэр, — пробормотал потрясенный дворецкий. — Я скажу садовнику, и он приведет все в порядок... Позвольте осведомиться, какова цель вашего визита? Если вы, как и все, пришли добиваться руки леди Джоаны, то должен вас огорчить: у леди уже есть жених, она ждет только его и никого не принимает.
Разик вновь ощутил холодный тяжелый толчок тоски и отчаяния под самым сердцем.
— Передайте леди, что я прибыл к ней из России с известием о ее женихе, — с трудом выговорил он.
Дворецкий одну-две минуты растерянно и недоверчиво смотрел на Разика, затем всплеснул руками, тихо охнул, резко повернулся и, неуклюже приседая на полусогнутых ногах, помчался куда-то в глубь дома, забыв затворить за собой дверь.
Разик, застыв неподвижно, почему-то вытянувшись в струнку, как в строю, стоял и смотрел в темный проем двери, в котором скрылся дворецкий. Вскоре он различил стремительно приближающийся легкий шелковый шорох платья по навощенному паркету, и в приемную вбежала девушка с неприбранными светлыми, чуть рыжеватыми волосами, волной распущенными по плечам.
В первую секунду Разик ощутил некоторое разочарование. Он ожидал увидеть сказочную красавицу, а тут — обычная девушка. «Нет, никто по красоте не может сравниться с Катенькой», — заключил он.
Джоана стояла молча, судорожно сжав ладони поднятых к груди рук. Разик медленно поклонился ей русским земным поклоном.
— Леди Джоана, я — Разик, названый брат вашего жениха, Михася.
При этих словах Джоана побледнела, пошатнулась, оперлась рукой о спинку кресла, стоящего подле двери, в которую она только что вбежала.
— Что с ним? — ее голос был чуть хрипловатым и совершенно безжизненным.
— После боя он пропал, и мы до сих пор не можем его найти.
Разик почему-то не стал говорить леди Джоане, хотя секунду назад и собирался это сделать, что растерзанное тело в серо-зеленой особой форме бойца тайной лесной дружины было выставлено опричниками на всеобщее обозрение на Красной площади стольного града государства Российского — белокаменной Москвы.
— Как это случилось? — слова Джоаны доносились, казалось, издалека, из черной и мрачной бездны, из которой нет возврата.
— Десяток, которым я командовал, был выставлен в заслон на лесной дороге, возле маленькой речки. Мы должны были продержаться до вечера. Опричников, то есть врагов, было слишком много. Мы выстояли, но половина бойцов были тяжело ранены, и мы не могли просто так уйти с ними в лес, оторваться от преследования. Я, я сам!.. — Разик прокричал эти слова сквозь судорожно сжатые зубы, затряс головой, из его глаз брызнули слезы. — Я сам приказал Михасю прикрывать наш отход. Лучше него никто не мог бы этого сделать. Я был ранен в обе руки. Мы уходили и слышали выстрелы из пистолей, взрывы ручных бомб... Мы оторвались, нас никто не преследовал, но Михась так и не догнал отряд. С тех пор его никто не видел.