Дружина особого назначения. Книга 3. Засечная черта | Страница: 31

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Желток на сосну влез, которая в десяти саженях от полянки стояла, чтобы сверху стоянку их рассмотреть получше. А этот парень у нас выдумщик великий, ему в голову часто всякие, казалось бы, несуразицы приходят. Он любит мастерить всевозможные устройства, и к военному делу относящиеся, и хозяйственные. У него и в доме, и в огороде имеются всякие хитроумные вещи, которые облегчают труд. И еще он очень любит всякие растения, лучше всех знает травы да коренья. И огород-то его отличается от других не только земледельческими устройствами, но и всякими овощами невиданных размеров и вкуса... Так вот, спускается он с сосны, показывает знаком, что отползти надо в сторону, посоветоваться. Отползли мы подальше. Тут Желток и говорит, что, дескать, вервольфы на костре похлебку варят в котелке и от сосны, на которой он сидел, до котелка того рукой подать. А у нас здесь, под самым носом, некий гриб-поганка растет, Желтку хорошо известный. Гриб этот не ядовитый, к сожалению, но действие на человека производит вполне для нас желательное. Ну, пошарили мы вокруг тихонечко, насобирали тех грибов с полдюжины. Желток их засунул за пазуху и опять на сосну полез, чтоб хотя бы один гриб в котелок вервольфам сверху закинуть. Если даже и промахнулся бы раз-другой — ничего страшного, поскольку ветер дул порывами довольно сильный, с сосен постоянно на землю шишки шлепались, то есть вервольфы и не всполошились бы. Мы с Разиком внизу с самострелами изготовились, чтобы друга прикрыть в случае чего, но вскоре он благополучно спустился.

— Попал, — говорит. — Из шести два.

— Вервольфы, — спрашиваем, — не всполошились?

— Да нет, — отвечает. — Только вот один, что возле костра сидел да похлебку время от времени перемешивал, когда рядом с ним гриб шлепнулся, поднял его, посмотрел, затем глаза поднял, на сосну, на которой я затаился, глянул, покачал головой и изрек глубокомысленно: «Вот глупая белка! Неаккуратно пристроила свой зимний запас».

— Как-как пристроила? — переспросила Анюта. Она лишь недавно научилась читать по-русски и пока не знала чужих языков. Отец Серафим обещал начать учить ее иноземной речи этой зимой.

— Неаккуратно — значит не тщательно, кое-как, сикось-накось, — пояснил Михась. — У германцев аккуратность — любимое слово. Так вот, мы потом с Разиком частенько Желтка поддразнивали, называли глупой белкой. Он же, Желток, рыжий.

— Разве можно друга дразнить? — искренне огорчилась за неизвестного ей Желтка добрая Анюта.

— Да нет, мы же любя. И вообще, это звучало даже скорее как похвала. Например, завалит Желток кого-нибудь в учебном поединке, а тут мы с Разиком и пошутим: «Вот глупая белка, как неаккуратно товарища на землю уронил!» Кстати, за морем-океаном, в Америке, живут дикие племена охотников. Так вот, они имена детям дают не сразу при рождении, а лишь когда те подрастут и совершат какой-нибудь достойный поступок. Например, поймает мальчуган зайца, так и зовут его потом Быстрый Заяц. А Желтка они за его подвиг назвали бы Белкой.

— Глупой белкой или, наоборот, умной? — полувопросительно-полуутвердительно произнесла Анюта, и они рассмеялись.

— Так ты, Михась, и за морем был? — Анюта смотрела на дружинника сияющими, широко раскрытыми глазами. — Расскажи сейчас, что было дальше там, в лесу. А потом — про страны заморские.

— Ладно. Ну, дальше мы стали ждать, когда грибы подействуют. Вервольфы часовых, естественно, сменили быстренько и похлебкой накормили. А через час-полтора и началось. Два гриба на котелок — это даже чересчур. В общем, у всего вражеского войска враз прихватило животы. Встрепенулись гордые вервольфы и, не успев стряхнуть с себя остатки сна, кинулись, скрючившись, к краю поляны, в кусты. Однако до кустов не добежали и, едва успев спустить штаны, со стонами и криками, уселись облегчаться тесной сплоченной ватагой прямо на краю поляны. Часовые встревожились, естественно, кинулись на шум с обнаженными мечами на изготовку и минуту-другую изумленно глядели на своих соратников, не в силах сообразить, в чем суть происходящего. Но вскоре до них дошло, да еще как дошло! Побросали они мечи с аркебузами и невольно встали, вернее сказать, сели в общий строй. Еще бы! Многолетняя выучка военная. Это обычные люди разбредаются кто куда, а для бойца строй — это святое. Он с закрытыми глазами встанет... даже сядет в шеренгу, или в колонну, то есть плечом к плечу, — пояснил Михась Анюте незнакомые милитаристские термины в ответ на ее вопросительный взгляд.

— Выждали мы пару минут, пока противник не увлекся окончательно нужным делом, да и ворвались на полянку с криком, ревом да молодецким посвистом, с самострелами на изготовку. У вервольфов от неожиданности деятельность кишечника усилилась многократно, и вонь по лесу пошла такая, что зверье небось на десять верст вокруг на полгода разбежалось. Ну, мы скомандовали им, чтобы мордой в землю, руки за спину, связали белы руки рыцарские их же ремнями.

— А они на вас не кинулись? — сквозь смех, но с тревогой спросила Анюта.

— Так ведь со спущенными портками прыгать и бегать, мягко говоря, неудобно, ноги как связанные. А если портки руками поддерживать, так оружие уже и взять-то не во что. Да и вервольфы-то про оружие забыли напрочь, когда их, извиняюсь, приперло. Оружие их в стороне валялось... Ну, подождали мы, когда противник иссякнет малость, построили их в колонну, разрешили портки сзади связанными руками поддерживать, чтобы не позорить гордых рыцарей походом со спущенными штанами. Да и сам поход продолжался бы слишком долго, если бы они, спустив штаны, мелкими шажками шествовали. Тронулись мы с пленными в наш Лесной... в лесную деревню ближайшую. По дороге несколько раз пришлось милосердие проявлять, разрешать рыцарям присесть на полчасика. Коней их мы в поводу вели, вернее, вели только первого, а остальные, как и их хозяева, к строю привычные, сами спокойно шли. Но до деревни нам дойти не довелось, на рассвете догнала нас погоня из строевых бойцов нашей дружины, что в передовых заслонах стояли, в непосредственной близости от района боевых действий. Вервольфы пройти-то прошли, но следы им скрыть полностью не удалось. Вот наши и пошли по следу. Но враги были хитрые и бывалые, как лисицы след запутывали, потому от погони и оторвались далеко, и до нас, мальчишек, добрались. Тут-то им и случился карачун, — развел руками Михась.

— И вас наверняка после этого дела наградили да в строевые бойцы перевели, — давясь от смеха, но вместе с тем восхищенно произнесла Анюта.

— Наградить-то наградили, а вот в строевые бойцы еще рано нас было переводить. Во-первых, мы не все испытания положенные прошли. Во-вторых, в бою-то мы ведь не участвовали. Как такового боя ведь не было. Мы захватили их детской хитростью...

— ...когда их прихватила детская неожиданность, — продолжила фразу Анюта и захохотала.

Михась, порадовавшись в душе, что девушка, несмотря на грозящую ей опасность, может шутить, и к тому же умеет это делать искренне и радостно, засмеялся вместе с ней. Он очень ценил в людях чувство юмора, не без основания полагая, что это один из признаков развитого и гибкого ума.

— Бойцы, которые шли вдогон вервольфам с передовой дозорной линии, потом рассказывали, что, наткнувшись на поляну, просто обалдели. Во-первых, жуткая вонь от рыцарских испражнений, во-вторых, многочисленные следы, по которым картина произошедшего никак не читалась. Отпечатки наших сапог они распознали быстренько и поняли, что вервольфы были атакованы дозором из учебного отряда. Но дальше бойцы впали в недоумение — чем же схватка закончилась? Неужели нас, мальчишек, завалили, повязали и с собой уволокли? Встревожились они не на шутку и уже во весь опор вдогон кинулись. Тем более что это совсем легко было сделать, мы след-то, конечно же, не заметали, да к тому же за колонной наших пленных можно было идти без всяких собак, верхним чутьем, по весьма отчетливому запаху.