Ноги Никифора дернулись вверх, пошли по кругу, обгоняя тело, уже почти распластанное на земле. Анюта, намертво прижавшая его голову к своему плечу, услышала какой-то хруст. Противник внезапно дернулся коротко, судорожно и обмяк.
«Теперь добивание. Противника необходимо обязательно добить, если не хочешь, чтобы он добил тебя. Перехватываешь его шею сзади, руки — в замок, и удушение. Считаешь до ста. Ты же умеешь считать до ста? Умничка!»
Анюта, захлестнув предплечья вокруг шеи уже неподвижного врага в мертвый замок, из которого невозможно высвободиться ни одним контрприемом, лежа на боку на сырой и холодной осенней земле, старательно считала про себя. Внезапно сквозь оглушительно-частое биение собственного сердца она услышала чьи-то шаги, торопливые и неровные. Не переставая считать, не ослабляя захвата, Анюта чуть повернула голову и увидела, как из кустов, росших вдоль заброшенной тропинки, по которой она всего минуту назад шла к себе домой, показался Михась. Дружинник, нелепо припадая на раненое колено, все еще перехваченное лубком, с луком на изготовку, изо всех сил, не щадя себя спешил ей на выручку.
Девушка внезапно почувствовала, как все расплылось перед ее глазами от навернувшихся слез. «Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один...» Никто и никогда, кроме давно умершей матери, не был готов вот так вот самоотверженно и беззаветно броситься к ней на помощь. Ни к кому и никогда она не испытывала таких чувств, как к этому человеку, еще совсем недавно неизвестному ей.
«Сто!»
Михась, продравшись сквозь кусты, увидел поле боя и мгновенно оценил обстановку как полную и безоговорочную победу. Мужик, оказавшийся действительно здоровенным, лежал неподвижно, с неестественным образом повернутой головой. Его толстое брюхо выпирало, как холмик над могилой. Анюта качественно произвела захват для контрольного удушения, которому дружинник обучал ее в последние два дня. Впрочем, это добивание было излишним. Анюта, судя по всему, умертвила противника уже в результате основной комбинации, свернув ему шею с переломом позвонков. Теперь нужно было срочно отступать. Михась, с трудом переводя сбившееся дыхание, внимательно осмотрелся по сторонам. Вокруг не было ни души.
— Анютушка, вставай, уходим! Ты — героиня, все сделала как надо! Ты победила! Слава Руси и Лесному Стану!
Последние слова вырвались из уст дружинника непроизвольно, но Анюта не обратила на них никакого внимания.
Анюта медленно, как во сне, поднялась, не отводя застывшего взгляда от дела рук своих — трупа Никифора, самозваного повелителя и грозы ее родного села, плевавшего на законы человеческие и Божьи с высоты своего сундука с деньгами. Он всего неделю назад покалечил ее, грозился убить. Девушка почувствовала внезапную слабость, все поплыло перед глазами. Михась подскочил к ней, пару раз хлестнул ладонью по щекам. Анюта очнулась, затрясла головой из стороны в сторону, словно разгоняя плывший перед глазами туман.
— Анютушка, милая, уходим!
Анюта кивнула осмысленно, бросилась вслед за Михасем в кусты.
— Теперь пусть ищут вначале этого гада, а потом — здоровенного убийцу. А с тебя, хрупкой девушки, какой спрос? — на ходу скороговоркой рассуждал дружинник, подбадривая свою спутницу.
Михась был на седьмом небе от счастья. Он, раненый, совершенно не годный для строя и боя, сумел все-таки защитить эту чудесную и добрую девушку, спасшую ему жизнь! Их план сработал, и никто не заподозрит Анюту в убийстве, она смело может оставаться в родном селе, где ей теперь ничто не угрожает, поскольку дружки Никифора будут разыскивать того, кто должен был бы быть выше и сильнее их бывшего главаря.
Но только-только начавший выздоравливать дружинник допустил в своих рассуждениях логический просчет. Поскольку Михась был среднего роста, среднего телосложения, да к тому же ранен, он никак не отождествлял себя со здоровенным детиной, каковой образ убийцы должен был бы сложиться в умах потенциальных мстителей и представителей самодеятельных следственных органов. Ему и в голову не пришло, что искать будут его самого. Михась, опять-таки по причине своего болезненного состояния, не обратил внимания на слова отца Серафима, произнесенные две недели назад в их первой беседе, что его сразу после того боя у реки разыскивали опричники. Леший не знал, что тогда, во время этих розысков, князь Вяземский со товарищи и местным воеводою, правившим именем государя в ближайшем городке, лично заезжал в это вот самое село, как и во многие другие, и строго-настрого предупредил старосту и лучших людей села, то есть Никифора с дружками, что в окрестных лесах затаился опаснейший государственный преступник, какового нужно выследить во что бы то ни стало. Самим его лучше не задерживать, поскольку он злобен, силен и способен один голыми руками уничтожить десятерых. Поэтому следует лишь сообщить о нем воеводе и получить за это щедрое вознаграждение.
Вот уже полмесяца, как они прибыли в район поисков и кружили по городкам и селам, постепенно сужая круги и приближаясь к Москве, везде задавая одни и те же вопросы. И ответы они получали одни и те же: «Нет. Не знаем. Не видели. Не был». Катька действовала специфическими методами особников, переодевалась и внедрялась, но также не имела ни малейшего успеха. Впрочем, они не расстраивались и не отчаивались. То, что поиски будут не простыми, было ясно с самого начала.
Маленький отряд, состоявший из десятка всадников с заводными лошадьми в поводу и легкой кибитки, в которой ехала Джоана и везли запасы, приближался к очередному городку. Ввиду малочисленности вверенных ему сил, Разик не выдвигал вперед головного дозора, просто немного растянул походную колонну, что, с одной стороны, позволило бы им не попасть всем одновременно под прицельный огонь из засады, с другой — мгновенно собрать все силы в кулак и противостоять возможному нападению.
Желток выполнял обязанности головного и двигался впереди колонны. Внезапно он поднял вверх руку с раскрытой ладонью, что означало «всем внимание, оружие на изготовку!». Приказ тут же был передан по цепочке, задние подтянулись, коротко и грозно щелкнули взводимые курки пистолей, и отряд плотным строем двинулся навстречу вероятной опасности. Желток, по-прежнему остававшийся чуть впереди, услышал, что всадники, стук копыт коней которых он уловил незадолго до этого своим чутким ухом, тоже поменяли аллюр и перешли на шаг. То, что это были именно всадники, а не какие-нибудь там повозки, Желток понял сразу же. А теперь, определив, что всадники эти также услышали их отряд и готовятся к встрече, он подал второй сигнал «опасность!» и, бросив поводья, пришпорив коня, который был привычен идти в шенкелях, то есть подчиняться управлению одними ногами, подняв оба пистоля на уровень груди, ринулся вперед. Тут же он услышал, что точно так же поскакал с места в карьер пока невидимый всадник с противоположной стороны.
Они вылетели из-за изгиба лесной дороги и резко осадили коней, чтобы точнее прицелиться. Оба противника действовали с удивительным единообразием, более того, они держали в руках совершенно одинаковые пистоли, изготовленные непревзойденными русскими оружейниками Лесного Стана, одеты были в одну и ту же серовато-зеленую униформу, и на головах у обоих были такого же цвета береты. Только на головном уборе Желтка были две синие косые нашивки десятника, а на берете его противника — лишь одна такая полоска, обозначавшая звание головного. Пару секунд бойцы изумленно взирали друг на друга сквозь прорези прицелов, затем оба опустили пистоли и свистнули одинаковым образом, предупреждая своих о том, что опасность миновала.