Когда все вышли, Дымок подошел к оставшемуся десятнику, положил ему руку на плечо:
– Тебе сегодня заступать в дозор. На разводе от московских стражников наверняка услышишь много нового и любопытного о себе, о нас и о наших родственниках. Терпи и молчи!
Теперь Желток молчал и терпел. Когда стражники вдоволь выместили на поморском дружиннике свои обиды, подал голос до этого молчавший Якушка.
– Ну что, витязь, – вкрадчиво произнес подьячий, – про местоположение заставы своей и передвижения дозора будешь мне на ушко шептать или же теперь вслух говорить согласен?
Желток не успел даже раскрыть рта, как Коробей грохнул кулаком по столу так, что со звоном подскочил стоявший на нем помятый и еще не починенный его шелом.
– Хватит мне тут всякую хрень терпеть! Здесь я начальник! Кто мне и моим людям не верит – тот сам предатель!
Он впился в Желтка сверкающими от бешенства глазами.
– Изволь действовать, как все, по моим указаниям, помор! – Коробей выговорил последнее слово сквозь зубы, с неописуемым презрением, как бы брезгливо выплюнув его в лицо десятнику.
Желток поднялся, приложил руку к берету, не произнеся ни слова, сел на место. Совещание продолжилось. Коробей развел все дозоры и заставы, включая леших, по Москве. Никаких неожиданных расстановок он не предпринял, все было как обычно. Десяток Желтка должен был патрулировать в уже знакомом районе на окраине, примыкающем к одному из столичных рынков, состоящем из множества кабаков, постоялых дворов и лабазов. Выходя вместе со всеми из совещательной палаты, Желток увидел Степу, оставшегося стоять возле двери. Степа ободряюще кивнул ему. Желтку показалось даже, что стражник хотел что-то ему сказать. Но в этот момент Степа, увидев, что Коробей встает из-за стола и тоже собирается выходить, поспешно шагнул к своему начальнику.
– Разреши обратиться, воевода! – Степа стал перед Коробеем по стойке «смирно», положив, как предписывается уставом, правую руку на эфес висевшей на поясе сабли.
Коробей остановился, кивнул.
– Позволь переговорить с глазу на глаз, – Степан обвел взглядом нескольких еще остававшихся в палате стражников и подьячего.
Коробей, сам долгие годы надзиравший за порядком в слободках, понимал необходимость соблюдения стражниками тайны, в особенности при работе с осведомителями. Поэтому он не увидел в просьбе Степы ничего необычного, скомандовал задержавшимся: «Все свободны, хлопцы-молодцы!» – и уселся обратно за стол, жестом пригласив стражника присаживаться напротив себя.
– Есть у меня, воевода, сведения, – без обиняков начал Степа, на всякий случай понизив голос, – что резню кровавую в усадьбе Задереевой отнюдь не Чума со товарищи учинил и что в рядах нашей стражи московской предатель имеется на немаленькой должности.
По-видимому, Коробей ожидал услышать от слободского стражника что угодно, только не это. От изумления челюсть его отвисла, глаза округлились, на короткое время он застыл на месте, бессмысленно таращась на Степу. Степе даже показалось, что его начальник сильно испугался. Но Коробей быстро пришел в себя, сурово нахмурился, зачем-то оглянулся на дверь, ведущую из совещательной палаты в помещения, где располагались писари и подьячие, и глухим голосом коротко приказал стражнику:
– Излагай подробности!
Степа поведал воеводе о том, что вчера он встретился с осведомителем, который якобы донес ему, что резню в усадьбе устроили опричники, тайно ворвавшиеся туда до прихода ватаги Чумы, а затем, чтобы прикрыть свое злодеяние, устроившие засаду на разбойников, коих они и порешили всех до единого. Степа смело врал про несуществующего осведомителя, так как был твердо уверен, что, согласно строго соблюдавшемуся в московской страже неписаному правилу, никто никогда не потребует от него назвать имя этого человека, поскольку работа с доносчиками – дело тонкое, основанное исключительно на личном доверии, и сообщать о них ни в коем случае никому нельзя.
Коробей, выслушав его, криво усмехнулся:
– Кто донес – я не спрашиваю, ибо понимаю, что не назовешь. Но и ты понимаешь, надеюсь, что за его слова не он, а ты сам ответ держать будешь.
Степа согласно кивнул.
– Все понимаю, воевода, поэтому не вопию громогласно, а тебе с глазу на глаз сообщаю тихонечко. Сознаю также, что одних его голых слов недостаточно, потому и просить пришел, чтобы поведал ты мне подробности о том, как мы да опричники прознали про нападение то. Авось да и подтвердятся сведения, мной полученные, с какой-либо другой стороны.
Коробей некоторое время молчал, в мрачной задумчивости барабаня пальцами по столу. Степа даже подумал, что сейчас начальник обругает его за наглость и глупость и пошлет куда подальше, чтобы впредь не забивал голову себе и людям всякими досужими вымыслами. Однако, вопреки его ожиданиям, Коробей не разразился бранью, а принялся отвечать на заданный вопрос слегка неуверенным, даже как будто оправдывающимся тоном.
– Как мы про злодейство узнали? Известно, как… Дозор с Тверской дороги привел человечка подозрительного. Подьячий Якушка, что тогда дежурил, в пыточную на допрос его определил, ну там уж наш палач самолучший, Осип-колода, на дыбу поднял злодея, тот всю подноготную-то и выложил. Якушка самолично допрос сей чинил и сразу же ко мне кинулся. У меня здесь как раз боярин Басманов-младший находился, служебные дела со мной обсуждал… Ну, он немедля своих орлов послал на перехват, благо, что в сборе были они в тереме его поблизости. А я, соответственно, нашу стражу по тревоге собрал, да и поскакали мы в усадьбу ту… Так что никаких несуразностей я здесь не вижу, – уже прежним твердым голосом закончил он последнюю фразу.
– Есть несуразности, воевода, – задумчиво произнес Степан. – Человечек тот допрошенный, что так некстати (или кстати?) под пыткой помер скоропостижно, на злодея осведомленного никак по виду и повадкам не тянул. Вчерась ребята из дозора, который его на Тверской задержал, похвале твоей за усердную службу радуясь громогласно, недоумевали слегка. Говорили, что, мол, надо же: обычного бродяжку зачуханного повязали от делать нечего, а он, гляди-ка ж! – разбойником оказался не из последних. Сроду бы такого на него не подумали, мол. Так как же получилось, что стражники опытные, по земле своей день и ночь шагающие, злодея не разгадали наметанным глазом, а подьячий, в бумагах всю жизнь пером скрипящий, сразу того узрел? И ведь не в острог его сунул, где у нас они по сто ден сидят, никому особо и не нужные, суда-следствия дожидаючись, а сразу на допрос его повел, да не к кому-нибудь, а к Осипу-колоде, который в три подхвата из кого угодно какие хошь сведения вместе с жизнью вытрясет! Ну, а Басманов-младший, который, я чаю, к нам сроду очей своих светлых не казал, вдруг да ненароком заглянул по чистой случайности? Не сходятся что-то концы с концами, воевода!
Коробей, слушая Степана, мрачнел все больше и больше.
– Неужели ж ты хочешь сказать, что Якушка все это придумал, в сговоре с царевыми опричниками находясь, чтобы их нападение на усадьбу Задерееву прикрыть?