Когда я попытался хотя бы пригладить его вихры, они вмиг растрепались с той же непокорностью.
Я крепко прижал его к груди. Тельце не показалось мне ни холодным, ни теплым. Детская ручонка, вытянутая вперед и сжатая, видно, от испуга, в кулачок, коснулась моей щеки. Облегчение от того, что я наконец-то разыскал брата, заслонило все остальные чувства – кроме страха, который обуял меня в этом склепе. Перед тем как двинуться к выходу, мне предстояло сделать несколько шагов назад, поскольку в узком проходе было не развернуться.
Я держал в руках свое прошлое, не зная, что у меня за спиной.
Но что-то там было.
Не оборачиваясь, я попятился назад и, дойдя до главного коридора, медленно повернул к выходу. Голова Ники задела за приподнятую ногу ближайшего трупа. Лакированная туфля стала мерно раскачиваться из стороны в сторону. Я в ужасе отшатнулся.
Совсем рядом, метрах в трех от того места, где я остановился, было ответвление, которое вело в следующий грот. Оттуда и доносился рокот генератора. Я подошел поближе, но кривая притолока оказалась слишком низкой; никто не потрудился расширить эту щель и сделать проход более удобным.
Теперь двигатель урчал во всю мощь; в ноздри ударил запах паров бензина. Сразу за входом в гроте горело несколько лампочек, их свет падал на выщербленный пол. С тельцем Ники в руках мне было здесь не протиснуться, поэтому я, пригнувшись, попробовал хотя бы заглянуть внутрь.
Мне открылась узкая полоса того же каменного пола, и я распрямил спину.
У меня пропала всякая охота любопытствовать. По коже пробежал холодок.
В гроте я ничего не увидел. Если оттуда и доносились какие-то звуки, их заглушал механический рокот. Никакого движения не ощущалось.
Я сделал шаг назад, потом еще один, стараясь не наделать шума.
В гроте кто-то затаился – без звука, без движения, за пределами видимости, в ожидании, что я войду внутрь или отступлю.
Я все так же ступал спиной вперед, шаг за шагом, по узкому, тускло освещенному проходу, маневрируя между полками, чтобы ноги и голова Ники не зацепили какое-нибудь из мертвых тел. От страха меня покидали силы. Колени дрожали, руки, сжимающие тельце Ники, сводило судорогой.
Из глубины грота раздался мужской голос, который подхватило эхо:
– А ведь ты – Борден, верно?
Я не мог выдавить ни звука; меня сковала жуть.
– Так я и знал, что ты рано или поздно за ним явишься.
Голос звучал слабо и устало, это был почти шепот, но в подземелье он раскатисто отдавался от каменных сводов.
– Он – это ты, Борден, а все остальные – это я. Заберешь его с собой? Или останешься здесь?
По грубо обтесанной стене метнулась призрачная тень – и вдруг, к моему ужасу, рокот генератора начал утихать.
Свет лампочек сделался янтарно-желтым, тускло-красным, а потом погас.
Меня окружала непроглядная тьма, а фонарь лежал в кармане пальто. Чтобы его достать, мне пришлось высвободить одну руку, удерживая мальчика другой.
Не без труда вытащив фонарь, я включил его трясущимися пальцами. Луч заплясал по стенам, так как я одновременно пытался получше ухватить фонарь и покрепче прижать к себе тело Ники.
На стенах пещеры дергались тени от поднятых ног.
Кое-как защищая непокрытую голову Ники, я протискивался между стеллажами, то и дело задевая полки плечом или локтем и сбивая пластиковые футляры бирок.
Я боялся оглянуться. Незнакомец шел за мной по пятам! У меня подгибались ноги; не знаю, как я не упал.
Поднимаясь по неровным ступеням, я больно ударился головой о выступающий из свода камень и едва удержал в руках детское тельце. Меня шатало из стороны в сторону, но я, уже не пытаясь светить прямо перед собой, втянул голову в плечи и все же одолел лестницу. Тоннель за ней шел в гору, и мертвый груз сильнее и сильнее оттягивал мне руки. Я подвернул ногу и привалился к стене, однако не упал, восстановил равновесие и побрел дальше. Меня подхлестывал страх.
Наконец я добрался до внутренней двери. Почти не замедляя хода, я распахнул ее ногой.
Позади в тоннеле слышались шаги – чья-то ровная поступь по мелкому каменному лому.
Ноги сами понесли меня вверх по лестнице, к выходу. Сквозь щели на верхние ступени намело снегу; я поскользнулся и, падая, выронил мертвого ребенка! Ринувшись вперед, я всей тяжестью навалился на дверь.
Мне открылись сплошные сугробы, темные очертания дома, пара освещенных окон, открытый дверной проем, лампа, горящая в прихожей, – и снежный шквал, низвергающийся с неба!
Внутри меня закричал мой брат!
Он лежал, распростертый поперек лестницы, и мне пришлось спуститься за ним. Еле передвигая ноги, я выбрался наружу и ступил на снежный покров.
Спотыкаясь и увязая в сугробах, я держал курс на распахнутую дверь дома. За спиной черным прямоугольником зиял открытый склеп. Я то и дело оглядывался, боясь, что преследователь так просто не отстанет.
Вдруг со стороны дома полыхнули прожекторы охранного освещения, и я на миг потерял ориентиры. В слепящих лучах неистово билась пурга. В дверях стояла Кейт, одетая в стеганое пальто.
Я хотел ее предостеречь, но голос меня не слушался. Скользя и шатаясь, я с трудом передвигал ноги, держа перед собой Ники. Каким-то чудом я добрался до бетонного пятачка перед входом и онемело ввалился в освещенную прихожую мимо застывшей у порога Кейт.
Она молчала и только неотрывно смотрела на детское тельце. С трудом переводя дыхание, я развернулся, прошаркал к ней, привалился к дверной раме и вгляделся в снежную мглу, туда, где едва различимо темнела арка склепа. Кейт замерла рядом со мной.
– Смотри… склеп! – только и смог я выдавить. – Смотри туда!
Ничто не нарушало снежной белизны, ничто не проступало за буранным вихрением. Отступив на шаг от порога, я опустил Ники на каменные плиты прихожей.
Порывшись в кармане, я нащупал бирку и сунул ее в руки Кейт. Мне казалось, я никогда не смогу отдышаться.
– Вот, гляди! Почерк! Тот же?
Повернувшись к свету, она сосредоточенно изучала надпись, а затем подняла взгляд и посмотрела на меня в упор. Ее зрачки расширились от страха.
– Тот же самый? Верно? – выкрикнул я.
Она прижалась ко мне, схватив меня обеими руками за локоть. Ее била дрожь.
И тут отключилась система охранного освещения.
– Включи прожектор! – заорал я.
Кейт потянулась назад и дернула рубильник, а потом снова вцепилась в мою руку.