Онфруа осторожно схватил ее за талию и вытащил. Тело девушки было гибким и очень горячим, как будто у нее случился жар. Затем он провел ладонями по ее лицу, стирая воду, и она тотчас распахнула глаза.
— Мой герой! — шепнула Изабелла, сияя. — Все-таки вам удалось спасти меня!
Он еще раз погладил ее по лицу и по мокрым волосам. Глаза его сузились, узкий рот шевельнулся.
— Чему это вы улыбаетесь? — спросила девушка, тотчас делаясь подозрительной.
— У вас волосы на ощупь точь-в-точь как у моей собаки.
— Вы желаете оскорбить меня, мой господин? — Изабелла надулась.
Онфруа наконец засмеялся. Она дернулась, но он удержал ее.
— Куда это вы собрались, моя госпожа?
— Я хочу переменить платье, мой господин.
— Здесь нет коннетабля, вашей лучшей подруги, моя госпожа, так что придется вам ходить в мокром.
— Вы — тиран и очень жестокий человек, — объявила Изабелла.
Они уселись рядком в тени, обнялись, чтобы удобнее было обмениваться колкостями, и провели так остаток дня и половину вечера, покуда их не позвали к ужину.
* * *
— Сибилла должна оставить своего мужа, — сказал король.
Призвали духовенство, патриарха, великих магистров обоих главных орденов.
Король настаивал на признании брака Сибиллы недействительным. Однако близкого кровного родства или прелюбодеяния доказать не удалось; самой же Сибиллы в Иерусалиме уже не было: королю доложили, что муж увез ее в Аскалон.
— Коня! — приказал король.
Приближенные ошеломленно молчали. В пустыне своей слепоты король не слышал ни одного голоса. Они даже дышать, как ему показалось, перестали.
— Вы здесь, господа? — спросил король, не двигаясь с места. — Вы слышали меня?
Брат Ренье взял его за руку.
— Мы здесь, — сказал он.
— Коня, — повторил король.
— Мой господин, вы не сможете сесть на коня, — тихо сказал брат Ренье.
— А, я забыл, — нетерпеливо оборвал король. — Ну так подайте мне телегу, как Ланселоту. Подайте прокаженному телегу, слышите вы? Я хочу ехать в Аскалон!
Никто не посмел возражать. Король ждал, пока запрягут лошадей, пока вооружат две сотни конников, пока соберут в дорогу припасы. Он отказывался разговаривать на другие темы: его интересовал только поход на Аскалон.
Раймон постоянно находился рядом и благоразумно помалкивал.
Наконец король изволил вспомнить о нем и спросил:
— Вы считаете, дядя, что я безумен?
— Нет, мой господин, — тотчас ответил Раймон. Он готовился к этому разговору и заранее обдумал возможный ответ. — Вовсе нет. Ги де Лузиньян — мятежник, которого следует покарать. Вы, мой сеньор, все еще король Иерусалима и имеете право требовать наказания мятежника.
— Моя сестра должна оставить его! — сказал Болдуин чуть тверже.
— Это было бы благоразумно с ее стороны, — согласился Раймон. — Но она женщина и слушает похотения своего тела. Сказано: к мужу будет влечение твое… Женщину влечет к мужчине, как дьявола влечет к Церкви Божией; и та, и другой желают осквернить чистое.
— Она красива, моя сестра? — спросил Болдуин.
— Вы сами это знаете, мой господин.
— Теперь, когда она родила второго ребенка и носит третьего — она все еще красива? Я давно не видел ее.
Помолчав, Раймон сказал:
— Она счастлива и потому красива.
— А Изабелла?
— Удивительная красавица.
— А я? — спросил вдруг король, шевельнувшись.
Раймон долго молчал, в слепой надежде на то, что король избавит его от необходимости отвечать. Но король больше не двигался и только громко сопел. Тогда Раймон сказал:
— Да, государь.
Король вскочил, хрипло засмеявшись:
— Ну так я поеду на телеге! Пусть все кости отскочат от моей жалкой плоти, но я доберусь до Аскалона и разорву этого жалкого мятежника!
Телегу доставили, и короля устроили там со всеми возможными удобствами: с подушками, покрывалами, мягкими тюками, набитыми свежей соломой. Брат Ренье уселся рядом, готовый подавать питье и поправлять подушки. Кругом невидимо топотали всадники.
Под колесами побежали дороги. Болдуин не мог их больше видеть, но он ощущал их всем телом, всей своей плотью, какая еще сохранила чувствительность. Он подставлял лицо ветру. Иногда налетал дождь, тогда над телегой поднимали навес.
Болдуин не спрашивал, скоро ли Аскалон или по какой местности они сейчас едут: он знал это без всяких вопросов. Однажды он изумил брата Ренье, во всех подробностях описав ему пейзаж: король ошибся лишь на несколько верст, и вскоре перед взором брата Ренье действительно показалось все то, о чем говорил Болдуин: серый храм на холме, словно завершение его скалистой вершины, маленькое селение, стекающее по склону, длинная дорога и колодец с правой ее стороны, обычно заваленный камнями; а дальше, еще правее, — десяток бедуинских палаток, где жили охранители этого колодца.
Все это было на месте и как будто нарочно ожидало приезда короля. Из колодца взяли воду, бедуинам заплатили за верную службу, и дальше покатилась телега и обоз, и протопали конные стражи.
Аскалон, «Сирийская Невеста», серые стены, многократно разрушенные и вновь возведенные из одних и тех же камней, — гордое творение человеческих рук, наедине с равниной и морем, наедине с ветром и сарацинами.
Ворота крепости были закрыты.
Король беспокойно вертелся в своей телеге. Ему не хотелось представать перед Лузиньяном больной развалиной. Пусть оскорбитель видит, что король все еще в силах уничтожить его.
— Лошадь, — велел Болдуин услужающему брату Ренье.
На этот раз Ренье не стал возражать. Привели старую, смирную, приученную сострадать людям лошадь, водрузили на нее высокое седло и на руках вынесли из телеги короля. Брат Ренье усадил его и начал привязывать. Он умел это делать так, чтобы ремни оставались почти незаметны.
— Плащ, — сказал король сквозь зубы.
Принесли и плащ, окутали короля.
Ведя королевскую лошадь в поводу, несколько знатных рыцарей и граф Раймон приблизились к Аскалону.
Ворота оставались закрыты.
Граф Раймон сделал знак, и вперед выехал трубач. Мокрый воздух заполнил гнусавый голос трубы — голос, разрывающий в сердце жилы, которые удерживают в человеке душу и не позволяют ей сбежать, сделав из воина расслабленного труса.
Тогда на стены привели Ги де Лузиньяна, и рядом с ним стояла высокая женщина с длинными черными волосами.
— Здесь король, ваш господин! — прокричал глашатай. — Его величество король требует, чтобы вы, Ги де Лузиньян, открыли перед ним ворота! Он намерен войти в этот город и отобрать его у вас! Он намерен также забрать отсюда свою сестру Сибиллу, на которой вы женились благодаря обману и ловкой лести!