– Почему я так поступила? Ну почему?
– Как?
– Ведь мне нравился Кат Гоцвеген! Но стоило кому-то предположить, что он негодяй, как я тут же поверила. Даже не сказала: не может быть, это ошибка, недоразумение… Нет, я поверила какому-то таможеннику и сразу согласилась выдать пассажира!
– Не понимаю, что вас огорчает, – сказал Хугебурка невозмутимо. – Вы имели все основания чувствовать себя оскорбленной. В конце концов, Кат Гоцвеген злоупотребил вашим доверием.
– Но ведь оказалось, что это не так! – всхлипнула Бугго.
– Вы уверены?
Бугго подняла распухшие глаза.
– В чем я уверена или не уверена?
– В том, что Кат Гоцвеген не провозит на вашем корабле какую-то злостную контрабанду, не поставив вас в известность?
Бугго быстро, жадно допила, трезвея с каждым глотком. Хугебурка налил ей еще полстакана.
– Например: почему он грохнулся в обморок? – сказал Хугебурка.
– Понервничал.
– Ну да. Он спокойно сидел, пока мы производили обыск. Он и глазом не моргнул, когда его арестовали по обвинению в преступлениях против человечности. А потом упал без чувств.
– Послушайте, господин Хугебурка, чего вы от меня добиваетесь? Психоанализа? Если вы что-то знаете, то говорите. Я все равно не догадаюсь.
– Просто я хочу сказать, что наш пассажир не настолько невинен, как, по простоте душевной, решил милейший господин Амести.
Бугго вскочила.
– Идемте к нему. Идем! Сразу все и выясним.
В каюте у Гоцвегена все было по-старому: разбросанные книги, пуфики, сам Гоцвеген – на койке, верный Доккэ – на полу, у постели хозяина.
– Простите, что не встаю, – слабым голосом проговорил Гоцвеген. – Мне дурно.
– Лежите, – милостиво позволила Бугго. – Мы разместимся на полу, с вашего позволения.
– Возьмите пуфики, – посоветовал Гоцвеген чуть тверже.
– А я на верхнюю койку, если не возражаете, – бодренько сказал Хугебурка и почти сразу улегся, свесив вниз голову, чтобы видеть своих собеседников.
– Таможня нас пропустила, – сказала Бугго. Она катала ладонью пружинистый валик и рассеянно любовалась узорчатой тканью обивки. – Но кое-что осталось невыясненным. Так, между нами. Неофициально.
– Вы подумали, что я действую заодно с теми типами из «Лилии Лагиди», которые хотели отобрать у вас корабль, – сказал Гоцвеген. – Поверьте, я не осуждаю вас.
– Капитан больше так не думает, – вставил Хугебурка. – Она знает, что к «Лилии Лагиди», вы не имеете никакого отношения.
– Слава Богу, – вздохнул Гоцвеген.
Доккэ заворчал и устроился удобнее, зарывая голову между лап.
– Расскажите о диктаторе Тоа Гирахе, – сказал Хугебурка. – Чем так дорог вам этот человек, что вы готовы были отдать властям себя вместо него?
Бугго замерла – окаменела. Как будто все мышцы у нее парализовало. Она не могла пошевелить даже пальцем.
А Хугебурка продолжал невозмутимо:
– Говорю же вам, опасность миновала. Можете рассказывать.
– Но я не смею… неловко, – отозвался Гоцвеген, странно кося глазами. – Он мой близкий друг. Я восхищался тем, что он делал для своей планеты…
– А как же кровавые расправы? – спросил Хугебурка.
– Действительно, были беспорядки в провинциях… Но это долго рассказывать.
– Ничего, теперь у нас есть время, – настаивал Хугебурка.
– Слушайте, но я же не могу… – прошептал Гоцвеген.
– Ладно, – согласился Хугебурка. – Поговорим о другом.
– О чем?
– О сверхъестественных способностях вашей собаки. – Хугебурка подался вперед и свесился почти до середины туловища. Гоцвеген неотрывно смотрел в его перевернутое лицо.
– Это не собака, – сказал Гоцвеген.
– Естественно! – воскликнул Хугебурка, блеснув зубами. – Какая собака сумела бы отвязать цепь, отпереть дверь, войти в каюту с клетками для птиц, запереть там дверь – заметьте, на ключ – а потом привязаться в самом темном углу! И вот, пожалуйста, стоило таможеннику улететь, как верный пес – тут как тут, снова проделал трюк с дверью и вернулся к больному хозяину.
Завершив тираду, Хугебурка с облегчением хлопнулся на спину на своей койке. Глядя в потолок, он заключил:
– И труды по геополитике, вероятно, тоже ваша собака читает.
И тут Доккэ сел, потер передними конечностями уши и проговорил низким, глуховатым голосом:
– Вот именно.
Бугго взвизгнула и отскочила к стене. Ее как будто швырнуло внезапным, резким порывом очень сильного ветра: мгновение назад она сидела у койки Гоцвегена – и вот уже жмется в углу, едва переводя дыхание.
Хугебурка захохотал. Гоцвеген закрыл глаза, а Доккэ повернул голову к Бугго и сказал:
– Простите.
Хугебурка помахал сверху бутылкой, и Бугго пошла на этот призыв, как на маяк.
– Я, пожалуй, переоденусь, – заметил Доккэ.
– Ваши вещи в контейнере, – сказал Гоцвеген. – В красном. На дне. В них завернута посуда, так что они, наверное, немного помялись.
– Вы даже это предусмотрели! – восхитился Хугебурка.
– Да. В крайнем случае я сказал бы, что взял в качестве ветоши кое-какие тряпки своих лакеев, – пояснил Гоцвеген.
Завладев ключами, Доккэ вышел из каюты. Странно было видеть его в собачьей попоне и ошейнике, идущим выпрямившись, на двух ногах.
Едва за ним закрылась дверь, как Гоцвеген повернулся набок и заговорил:
– Выслушайте меня, госпожа капитан! Ну да, я обманул вас. Я воспользовался вашим положением. Мне необходимо было спасти Тоа, а вы почти ничем не рисковали. В крайнем случае вы бы нас выдали, но к этому мы были готовы.
Бугго молча глотала арак, пока Хугебурка не отобрал у нее бутылку. Затем она снова устроилась на полу среди валиков.
– Кому принадлежала идея с домашними животными? – поинтересовался Хугебурка.
– Мне, – скромно ответил Кат Гоцвеген.
В каюту вернулся Тоа Гираха. Он был невысоким, коренастым и казался почти квадратным из-за покроя одежды: и брюки, и сюртук, с пышными сборками, были разрезаны на десяток лент, схваченных снизу широкими манжетами; в разрезы выглядывало нижнее белье из плотного белого шелка, также пышное, собранное в складки. Широкий твердый пояс охватывал плотную талию бывшего диктатора. У него было сероватое, грубое лицо с узкими темными губами и совсем короткие, жесткие серые волосы на голове. В облике Гирахи Бугго не усмотрела ничего забавного или милого, в противоположность зверю Доккэ; напротив, с первого взгляда он внушал желание держать строгую дистанцию.