Фред. Если ее когда-нибудь и найдут — где-нибудь в открытом океане, — это будет выглядеть как самоубийство. Без вариантов. Ты же сам говорил: одинокая женщина, потеряла работу.
Джим. Ты бросил ее в Гудзон?
Фред. Все наши с тобой разработки… Литературщина. Лучшие сюжеты — простые сюжеты. Я сидел на лавке, она шла мимо, вокруг никого, и я почувствовал вдохновение. В этом разница между нами, Джим: ты бы начал анализировать и рассуждать. А я не гонюсь за правдоподобием, мне логика необязательна. Я просто пошел за чувством.
Джим. Меня сейчас вырвет.
Фред. Слушай, Джим: забудь про отчисления за фильм, забудь о совместной работе. На самом деле я вовсе не хочу возвращаться в писатели — я и забыл, какое скучное это дело. Скучное и одинокое, Джим. А меня зовут в экипаж «Аполлона». Поговаривают о пилотируемом полете на альфа Центавра. Но ты не бросай кино. Ты прекрасный профессионал, хотя я все-таки посоветовал бы тебе поискать соавтора: в этом нет ничего зазорного — признать, что не справляешься в одиночку.
Джим. Я в полном шоке.
Фред. Посмотри на звезды, Джим. На многих из них тоже есть жизнь. Но это вовсе не значит, что там друзья. Цель нашей экспедиции — изучить кое-какие подозрительные закоулки Вселенной. Мы должны быть готовы встретить любую неожиданность лицом к лицу. Президент в курсе, мы с ним подробно все обсудили. Там отнюдь не райские кущи…
Звонит мобильник. Джим отвечает.
Джим. Слушаю. Лола? Да. Нет, ничего — просто разъединилось. Нет-нет. Я хотел сказать… Я позвонил, потому что соскучился по тебе. Я зайду за тобой на работу и вместе пойдем домой. Я люблю тебя. Я тебя люблю. Я… знаешь, Лола… (Уходит, пока Фред произносит монолог.)
Фред. С Нептуном попробую договориться по своим каналам. Хотя там может быть ловушка. Даже не понимаю, чем мы их так разозлили. Ничем, говоришь? А ты подумай получше. Не умеешь ходить налево — не ходи, и скажи спасибо, что все обошлось: слишком велика цена — любовь к Лоле. Прием!
Затемнение.
Занавес открывается. Загородный дом в Коннектикуте. Сочетание американской старины и современности; возможно, большой каменный очаг; лестница на второй этаж. Хозяева — Шейла и Норман — затеяли барбекю и пригласили в гости сестру Шейлы Дженни с мужем Дэвидом.
Слышно, как кричат гуси.
Дженни, Шейла и Норман наливают себе выпить, перед тем как отправиться в сад к мангалу.
Шейла (глядя в окно; задумчиво). Смотри, Норман: гуси вернулись.
Норман. Похоже на реплику трагической героини в русской пьесе.
Дженни. Терпеть не могу русские пьесы. Ничего не происходит, а деньги дерут, как за мюзикл.
Шейла. Подумать только: каждый год по пути на юг гуси прилетают на наш пруд, чтобы несколько дней передохнуть.
Норман. Я тебе говорил — Олд-Сэйбрук входит в моду.
Дэвид. Что хочет сказать нам природа-мать с помощью этой гусиной стаи?
Шейла. Что же?
Дэвид. Она хочет сказать, что всех нас ждет старость и распад. Собственно, об этом она твердит нам постоянно.
Дженни. То же самое он внушает своим пациентам. Ему хорошо рассуждать — он пластический хирург.
Шейла. Один-ноль в пользу твоей жены, Дэвид.
Дэвид (поднимая бокал). За гусей.
Дженни. Нет: за Нормана и Шейлу. С годовщиной свадьбы!
Норман. За семь счастливейших лет моей жизни. По крайней мере, года за два. Шутка.
Шейла. Фрейд сказал — шуток не существует.
Норман (поднимая бокал). За Зигмунда Фрейда, певца der Penisneid — зависти к пенису.
Дэвид. А теперь с вашего разрешения пойду погляжу, как сыграет Тайгер Вудс. Прошу не беспокоить до полной готовности мяса. (Скрывается в маленькой комнате.)
Дженни (Шейле, уходя). Поставлю-ка еще льда. Это лучшее, чему я научилась на кулинарных курсах.
Дэвид (возвращаясь). А где у вас фисташки?
Шейла. Даже не знаю.
Дэвид. Я не могу смотреть гольф без фисташек.
Шейла. Дэвид.
Дэвид. Без отборных солененьких фисташек.
Шейла (идет на кухню). Есть кэшью.
Дэвид. Кэшью — это баскетбол. Гольф — это фисташки.
Норман. Дэвид, я понял.
Дэвид скрывается в комнатке.
Я понял, что символизируют гуси. Неотвратимость. Ведь их крик — брачный призыв, а это, считай, катастрофа.
Звонок в дверь.
Норман (громко). Шейла — к тебе?
Шейла (возвращаясь в комнату). Да нет.
Они открывают дверь и видят перед собой другую семейную пару: это Хэл и Сэнди Максвеллы.
Добрый день.
Хэл. Привет-привет. Надеюсь, мы не потревожили?
Сэнди (слегка смущенно). Ну это глупо, Хэл.
Хэл. Меня зовут Хэл Максвелл, это моя жена Сэнди. Ехали мимо, не хотели к вам врываться, но когда-то мы жили в этом доме.
Шейла. Правда?
Сэнди. Да, девять лет. А потом продали его мистеру Курояну.
Хэл. Макс Куроян, довольно известный писатель, слыхали?
Норман. Конечно, еще бы. А мы здесь уже почти три года. Норман Поллак, Шейла, моя жена. Прошу — не стойте на пороге.
Сэнди. Не хочется вас беспокоить. Мы теперь в Нью-Джерси, а сюда заехали на денек побродить по барахолкам и вот — оказались в двух шагах.
Шейла. Пожалуйста, входите. Осматривайтесь, не стесняйтесь.
Норман. Стало быть, вы тут жили?
Шейла. Выпьете с нами?
Хэл. Черт побери, с удовольствием.
Сэнди. Ты за рулем.
Зайдя в дом, Максвеллы осматриваются.
Шейла. Ну как?
Хэл. Сразу столько воспоминаний…
Норман. Что наливать?
Хэл. Мне бы сейчас хорошего скотча, а вообще что угодно.
Норман. А вам?
Сэнди. Если можно — чуть-чуть белого вина. Если есть.
Норман. Белого нет, но есть абсолютно бесцветный мартини.