«Почему это я – Любочка? Ах, да! Он же глуховат. И к тому же путает живых людей с литературными персонажами», – вспомнила Люда наставления любезного Мити из дома номер десять и вслух сказала:
– Мне больше нравится, когда меня называют Людой.
– Действительно? Ну ладно. Конечно, если вам так комфортней...
– Просто я к этому привыкла. Все друзья называют меня Людой.
– Хорошо, я тоже буду вас так называть. А вы можете называть меня Димой. – Люда пристально посмотрела на него, и он тут же стушевался. – Или Дмитрием... На первых порах. Так где же ваши вещи?
– Я налегке. Не собираюсь оседать у вас надолго, – обнадежила она его, внимательно оглядывая коридор от пола до самого потолка и долго задерживая взгляд на самых обычных предметах. – Думаю, мы быстренько все обкашляем.
– Почему быстренько? – изумился Грушин.
– Я сама задаю себе сроки.
– Но если мы с вами найдем общий язык, вы ведь останетесь, правда?
Грушин готов был даже заискивать перед ней. Он, черт побери, согласился на дичайшую авантюру, он дал слово своей племяннице, что женится на ее подруге, хотя никогда ту в глаза не видел, он все это время боролся со своей паникой... Нет, теперь, когда Люба – тире – Люда приехала, он просто не мог ее отпустить.
– Боже мой, какой красавец! – воскликнула тем временем Люда, заметив наконец притаившегося под вешалкой кота. – Само очарование! Как его зовут?
– Ганимед Ванильный Дым, – послушно ответил Грушин. – Можно просто Ганя, он не обижается.
– Иди ко мне, Ганя. – Люда наклонилась и подхватила кота на руки. Прижала к груди и почесала за ухом. Поганец мгновенно размяк, закатив глаза и безвольно свесив задние лапы.
Однако счастье улыбалось ему недолго. Люда оказалась кипучей натурой и долго нежить обладателя пушистого меха оказалась не способна. По достоинству оценив уютный интерьер коридора, она отпустила кота на волю, о которой он, в общем, не очень-то и мечтал, и обратила свой взор на банкетку, стоявшую возле самой двери.
– А можно я ее подвину? – спросила она азартно.
– Двигайте.
– Потому что когда открывается дверь, она бьется углом...
– Двигайте, двигайте.
– И если так будет продолжаться некоторое время, на двери останется безобразная отметина.
– Можете подвинуть банкетку.
– А на самой банкетке облупится лак, и это тоже получится некрасиво.
– Вы все время разговариваете? – не выдержал Грушин.
– Ну да. Все люди разговаривают друг с другом. Даже немые разговаривают при помощи жестов, чего тут удивительного?
– Люди не всегда разговаривают, – осмелился возразить Грушин.
– Всегда, – отрезала Люда. – Некоторые даже во сне разговаривают.
– Вы тоже? – испугался он.
– Нет. Впрочем, не знаю. Потому что я сплю одна. Но раньше, когда мы жили в одной комнате с сестрой, она иногда храпела. Я ее подкалывала, и в отместку она говорила, что я во сне пою. Наверняка в отместку. Потому что сама я никогда не слышала, чтобы люди во сне пели!
Грушину стало смешно, и он криво улыбнулся. Это была его фирменная улыбка, которую он считал слишком широкой для обычных случаев.
Тем временем Люда продолжала свои изыскания. Разделавшись с банкеткой, она обратила взор сначала на шкаф, в котором хранилась зимняя одежда, потом на тумбочку и, наконец, добралась до пестрого мексиканского коврика, на котором стояли экономкины тапки.
– Как ее зовут? – спросила Люда, показав на них глазами. Она была уверена, что тапки принадлежат жене профессора, которая убежала в Прагу с любовником.
– Евдокия Никитична.
– Вот как? Наверное, интересная личность. Очень сильная и властная, как мне кажется.
– Не в бровь, а в глаз, – согласился Грушин. – Если вдруг отправишься обедать, а руки не вымоешь, такая гроза начинается! Чувствуешь себя пятилетним мальчишкой. Или вот стакан с соком поставишь на журнальный столик без салфетки, она голову готова оторвать. Ненавидит пятна! Борется с ними всеми возможными способами. Однажды гоняла меня полотенцем по всей квартире. Если честно, я боюсь ее до смерти. Но терплю. Потому что она отлично управляется с хозяйством.
«Клинический случай», – решила Люда, а вслух сказала:
– Да, могу вам только посочувствовать. Что ж, теперь отправимся в комнату, если вы не против. Только я должна подготовиться.
– К чему? – удивился Грушин.
– К знакомству с вашим жилищем. Мне нужно немного времени, не возражаете?
– Нет. Я могу чем-нибудь помочь?
– Можете, – кивнула она. – Помолчите несколько минут, хорошо? Дайте мне сосредоточиться. Прежде чем войти в квартиру, мне нужно вызвать в себе определенное состояние.
«Ей трудно войти в чужой дом просто так... Все это от одиночества», – подумал Грушин. И ему вдруг стало отчаянно жалко Люду. Сам он, замученный пересудами и кривыми взглядами коллег и соседей, отчаянно желающий сравнять счет с теми, кто легко проживал свою жизнь, кожей ощутил свое с ней родство. Его охватило странное возбуждение – словно в предчувствии чего-то невероятного.
Тем временем Люда закрыла глаза, сначала напряглась, потом расслабилась и принялась размеренно дышать, забирая воздух короткими порциями, а выпуская медленно, со змеиным шипением. Это была ее собственная техника, помогавшая быстро входить в особое состояние, которое позволяет видеть людей и предметы окрашенными в разные цвета спектра.
Конечно, цвет был условностью. Скорее, на уровне эмоций и тепловой реакции кожи, нежели на уровне зрения, она ощущала слабые токи, исходившие от живых и неживых тел. Именно эти токи имели ни с чем несравнимую, индивидуальную окраску. В языке не находилось названий для тысячи видимых Людой оттенков, но названия ей были и не нужны. Все светлые тона она считала безвредными для людей, очень яркие – тревожными, а темные – весьма опасными. Люди не понимали, как легко можно очистить дом с помощью влажной уборки, свежего воздуха, естественных ароматов, солнечного света, хорошей музыки и добрых мыслей. Поэтому Люда никогда ничего никому не объясняла. Но после ее ухода хозяева чувствовали себя гораздо лучше в собственной квартире.
Помогала Люда только знакомым или знакомым знакомых и никогда не брала за это платы, искренне считая, что, раз ее наградили особым даром, она должна этот дар хоть как-то реализовывать. Деньги же зарабатывала, занимаясь дизайном букетов, и создала в Питере собственную маленькую фирму, которая вполне успешно существовала на рынке.
– Ну вот, – сказала Люда Грушину, который все это время наблюдал за ней, затаив дыхание. – Теперь я готова к осмотру квартиры. Я могу войти?