— Эта женщина, похоже, здорово сделала свою работу. Ну и что такого? Цветы такие красивые.
— Это одно из самых красивых растений на свете. Но оно распространяется чересчур резво. Орхидеи превратились в самый настоящий сорняк. В то, что называется монокультурой. Они истребляют все остальные растения, губят деревья и кустарники, а ими никто не питается, кроме одного-единственного вида колибри, которых интересует только нектар. Но колибри вьют гнезда на деревьях.
— Тут нет никаких деревьев, — заметила Тэлли. — Одни орхидеи.
— Вот именно. Это и означает «монокультура». Одно и то же. Когда орхидей становится слишком много, не хватает колибри, чтобы их опылять. Ну, для того, чтобы распространять пыльцу.
— Да-да, — кивнула Тэлли. — Я знаю про птичек и пчелок.
— Конечно, знаешь, детка. Поэтому орхидеи, в конце концов, погибают, становясь жертвами собственного успеха, и после себя оставляют пустоши. Биологический нуль. Мы, рейнджеры, пытаемся помешать их распространению. Мы пробовали применять яды, генетически спроектированные заболевания, хищников, питающихся колибри… Но помогает по большому счету только огонь. — Он повернул орхидею, держа за стебелек, и поднес к ней зажигалку. Язычок пламени начал лизать лепестки. — Приходится соблюдать осторожность, понимаешь?
Тэлли заметила, что другие рейнджеры очищают ботинки и костюмы и ищут, не осталось ли хоть что-то от цветов посреди грязи и пены. Она снова посмотрела за окошко на бескрайние белые поля.
— И вы этим занимаетесь…
— Уже почти триста лет. Эту работу начали ржавники — после того, как поняли, что натворили. Но нам ни за что не победить. Остается надеяться только на то, что удастся и дальше сдерживать эти растения.
Тэлли откинулась на спинку кресла, покачала головой и закашлялась. Цветы были так красивы, так нежны и безобидны на вид, но при этом губили все вокруг себя.
Рейнджер наклонился и протянул Тэлли фляжку. Она взяла ее и благодарно прижала к губам.
— Ты ведь в Дым идешь, да?
Тэлли захлебнулась и закашлялась.
— Да. А откуда вы знаете?
— Ладно тебе. Не просто же так уродка будет бродить среди цветов со скайбордом и походным инвентарем.
— Ну, да… — Тэлли вспомнила строчку из записки: «Потом ищи среди цветов глаза жуков огня».
Наверняка эти люди и раньше видели уродцев.
— Мы выручаем дымников, если что, а они выручают нас, — объяснил Тонк. — Если спросишь меня, то я скажу, что они ребята чокнутые — живут кое-как и остаются уродцами. Но о природе они знают побольше, чем большинство городских красавчиков и красоток. Достойно восхищения, честно.
— Ну да, — растерянно кивнула Тэлли. — Наверное.
Тонк нахмурился.
— Наверное? Но ведь ты туда идешь. Ты не уверена?
«Вот где начинается вранье», — поняла Тэлли. Вряд ли она могла сказать рейнджерам правду — что она была шпионкой, подсадной уткой.
— Да нет, что вы! Конечно, я уверена.
— Что ж, скоро мы тебя высадим.
— Прямо в Дыме?
Он снова сдвинул брови.
— Ты разве не знаешь? Место, где находится Дым, строго засекречено. Дымники красивым не доверяют. Даже нам, рейнджерам. Мы доставим тебя к обычному условленному месту, а уж как быть дальше, ты знаешь, да?
Тэлли кивнула.
— Знаю. Я просто решила вас проверить.
Вертолет приземлился в крутящемся облаке пыли. Белые цветы пригнулись к земле широким кругом возле места посадки машины.
— Спасибо, что подвезли, — поблагодарила Тэлли.
— Удачи, — пожелал ей Тонк. — Надеюсь, тебе понравится Дым.
— Я тоже надеюсь.
— Но если передумаешь, Тэлли, имей в виду: мы всегда ищем волонтеров, желающих поработать рейнджерами.
Тэлли непонимающе нахмурилась.
— Что такое «волонтеры»?
Рейнджер улыбнулся.
— Это когда ты сам себе выбираешь работу.
— А, ну да, — кивнула Тэлли. Она слышала, что такое возможно в некоторых городах. — Может быть. — А вам я желаю успехов в вашем деле. Кстати говоря, скажите: вы не собираетесь, случайно, тут поблизости устраивать пожар?
Рейнджеры расхохотались, а Тонк сказал:
— Мы обрабатываем огнем только края зарослей, чтобы цветы не распространялись дальше. А это место ровнехонько посередине. Дело безнадежное.
Тэлли огляделась по сторонам. Повсюду, насколько хватало глаз, тянулись белоснежные поля. Солнце село час назад, но орхидеи светились, словно призраки, при свете луны. Теперь, когда Тэлли знала, что это за цветы, от этого зрелища ей стало зябко. Как Тонк назвал это явление? «Биологический нуль».
— Ясно.
Она спрыгнула с подножки и выдернула свой скайборд из магнитного ящика рядом с дверцей. Потом стала отходить, пятясь и хорошенько пригнувшись, как ей посоветовали рейнджеры.
Машина взвыла и ожила, Тэлли запрокинула голову и посмотрела на мерцающий диск. Тонк объяснил ей, что по воздуху машину несут две тонкие лопасти, вращающиеся настолько быстро, что их не разглядишь. «Может быть, он все-таки пошутил?» — думала Тэлли. Ей казалось, что этот радужный диск выглядит как самое что ни на есть типичное силовое поле.
Ветер поднялся безумный, как только машина зарокотала на полную мощь и взмыла ввысь. Тэлли крепко прижала к себе скайборд одной рукой, а другой долго махала, пока вертолет не исчез в темном небе. Она вздохнула.
Снова одна-одинешенька.
Оглядываясь по сторонам, она гадала, как же разыщет дымников посреди этой бесконечной страны орхидей.
«Нас жди на лысой голове, пока не рассветет», — гласила последняя строчка в записке Шэй. Тэлли обшарила взглядом горизонт, и ее лицо озарилось радостной улыбкой.
Не так далеко от того места, где она стояла, поднимался высокий круглый холм. Наверное, это было одно из тех мест, где изначально расплодились цветы — продукт генной инженерии. Верхняя половина холма умирала — там не осталось ничего, кроме голой земли, разрушенной орхидеями.
Опустевшая вершина очень походила на облысевшую голову.
Через несколько часов Тэлли добралась до вершины.
Здесь скайборд был бесполезен, но подниматься было легко, поскольку рейнджеры подарили Тэлли новые туфли взамен старых — те-то обгорели настолько, что в кабине вертолета попросту развалились. И еще Тонк наполнил фильтр Тэлли водой.
В вертолете одежда Тэлли немного подсохла, а пока она поднималась на холм, высохла окончательно. Рюкзак благополучно пережил погружение в реку, и даже пакетики со «СпагБолом» в водонепроницаемом мешке не промокли. Единственное, что безвозвратно пострадало, — это записка Шэй, превратившаяся в мокрый комок бумаги в кармане куртки.