Сзади раздался разбитной бас.

— Эти америкосы — полные мудаки, — надрывался кто-то.

Валет осторожно обернулся, чтобы не нарушить целостность собравшейся за ним компании, вливаться в нее ему не хотелось.

— Вот, моделирую ситуацию, как тогда в Нью-Йорке и в Вашингтоне. — Оказалось, что мудаками считал америкосов толстяк в майке с надписью «Водка сближает людей». — Представьте, в нашем самолете поднимается парочка чернозадых арабов, в руках у них ножики для резки картона. Все, больше оружия они пронести на борт не сумели. И говорят нормальным людям, что летят в международный торговый центр.

— Да это полная х…ня, — охотно согласилась молоденькая девчушка, которой восемнадцать в лучшем случае исполнилось только сегодня утром, и охотно глотнула предложенного ей вискаря.

— Так вот, представьте себе этих лохов в нашем самолете с их голимыми ножиками для картона. Типа, кричат: «Да, у нас оружие, мы захватили самолет, все в хвостовой отсек…» — попробовали бы они сунуться в наш самолет, я бы им первым «розочкой» горло вспорол. А эти америкосы все, как козлы или бараны, в хвосте сбились. Стадо.

Пенсионер скромно возвращался из туалета. Но ему не удалось просто так проскользнуть мимо мудилы.

— Папаша, держи.

В руки старику буквально вставили пластиковый стаканчик.

— Пей до дна! — запричитали российскую алкогольную мантру прошмандовки, следующие с мудилой на отдых.

Последний влил в стакан все, что оставалось в бутылке.

— Ну, на здоровье, — проговорил пенсионер и привстал на цыпочки, чтобы разглядеть в салоне оставленных без присмотра внуков, отправленных стараниями сына на турецкий курорт.

— Гуляй, плесень. — Мудила проводил пенсионера взглядом, осмотрел бутылку. — А у нас что, и бухла больше не осталось? — недоуменно спросил он.

— Ты последнее деду вылил, — подтвердили прошмандовки.

— Точно, вылил. Старикам и детям — это святое, назад ходу нет, — на секунду задумался мудила и внезапно закричал на весь самолет, так громко, что другие пассажиры мигом замолчали: — Человек! Гарсон!

Сквозь гуляющий и пьющий салон к мудиле протиснулся молодой человек в униформе:

— Я не гарсон, я стюард.

— Один хер. Ты понимаешь, у нас бухло кончилось. А это непорядок. Башляю, — мудила распустил веером пачку баксов. — Вискаря подгони.

— На борту спиртного нет, не продаем, — стараясь быть максимально вежливым, проговорил стюард.

— Тогда останавливай самолет. Мы за добавкой сбегаем, — абсолютно серьезно заявил мудила.

— Это как?

— Где тут у вас стоп-кран? — заозирался в дупель пьяный молодой человек. — Щас сорву.

Стюард оказался тертым калачом. Как же иначе, каждый день летал по маршруту Россия — Анталья, можно сказать, нагляделся всяких видов и мог принять адекватное решение в любой стремной ситуации.

— Секундочку, — сказал он предупредительным тоном. — Сейчас все будет в лучшем виде.

Буквально черед минуту был притарабанен вискарь, целых пять пузырей.

— Засцал, сука, — расплылся в улыбке заказчик и протянул веер баксов стюарду. — Но службу государеву понимает.

Стюард, как настоящий профессионал, не стал пересчитывать деньги клиента на глазах у людей — вдруг кто-нибудь из них еще не успел напиться и заметит подвох.

— Я вам еще двадцать баксов остался должен, — честно напомнил он мудиле. — На борту не у кого разменять. Вы когда назад летите?

Мудила спокойно сгрыз винтовую пробку с бутылки, сплюнул в проход и благостно добавил:

— Сдачу себе оставь. Можешь ее в задницу засунуть, если понравится.

Прошмандовки снова засмеялись. Спиртное вновь забулькало в стаканы.

Борода проснулся, обвел непонимающим взглядом салон самолета, затем мгновенно оживился.

— Валет, — зашептал он. — Да тут все бухие. Смотри, борсетка без присмотра на сиденье лежит. Баксы веером выставлены. Бери не хочу.

— Погоди, Борода. В замкнутом пространстве, когда сдрыснуть некуда, лучше ничего не брать. Мигом судом Линча окончится. А вот когда это пьяная шобла на землю сойдет, мы всех по одному как кроликов разведем. В нашем деле терпение — один из главных факторов успеха.

Борода нехотя, но согласился, ему не терпелось приняться за дело. Кожей чувствовал, что удача совсем рядом.

9

Аэропорт в Анталье, городе, расположенном на полуострове Малая Азия на побережье Средиземного моря, похож на прямоугольник с двумя подковами, от которых тянутся лучи трапов, возле которых словно ласточки замерли самолеты. Такую картину со своего места высмотрел Борода. Он, несмотря на просьбы, а потом на требование милой стюардессы, долго не пристегивался. Так уж ему — турку-месхетинцу, или, как говорил его отец, ахалцинскому турку — хотелось посмотреть сверху на свою историческую родину.

Самолет с освещенной садящимся солнцем высоты нырнул в сумерки, что сгущались у самой земли. Темнело очень быстро, как во всех странах, которые лежат ближе к экватору. Когда лайнер коснулся бетона взлетной полосы, выпустив из-под колес облачко дыма, за иллюминаторами уже была почти непроглядная ночь.

— Вот, блин, как, — проговорил Борода, — хоп, и по шарам — вырубили свет, а темнота — друг молодежи, — ощерился он в ухмылочке.

— Астрономическое явление: здесь темно, а на севере светло, — начал распрягаться Валет. — Гастролировал я как-то в Мурманске. Завис у Бритуна. Кореша надумали в футбол порезаться. Ну, сидим за столом, базлаем, бухаем, гляжу на часы — десять, думаю, когда же пойдем мяч пинать, уже одиннадцать, а все равно сидим, и хорошо сидим. Бухло допиваем. Ну, Борода, угадай, во сколько мы вышли на поле?

— Да достали еще пузырь, и еще накатили, и никуда не пошли, — махнул рукой Борода.

— Ты что, Бритуна не знаешь, он на зоне лоханку по камере гонял. Сказал, что пойдем с братанами в футбол играть, значит, пойдем. Вот Бритун ровно в полночь встает и говорит: ну че, пора. Прикинь, в полночь!

— В полночь? Гонишь! — цикнул Борода.

— А начали играть в час, и видно было как днем!

— Да когда же там шарить?

— Лето полгода, и зима полгода. Вот зимой и работай, только холод собачий. Я люблю юга, — Валет начал разминать кисти рук.

— Я вааще южный человек, вот только в Казахстане пришлось долго пожить. А там зимы холодные. Нас же, советских турок, всех из Грузии товарищ Сталин выселил. Вот моему отцу с матерью Казахстан достался.

Когда открыли дверь авиалайнера, южная жара ворвалась в салон, и пассажиры потянулись в рукав перехода.

В широком зале воздух был тяжелым, липким, мужика-попутчика вообще развезло, он сел на скамейку около окошка, где ставили турецкую визу, и клевал носом, при этом бросил пиджак рядом с собой. Его девицы, цокая шпильками, прошли в дамскую комнату.