Мы подъехали к воротам, спешились, препоручили коней услужливому хозяину.
— Не оборачивайся так часто, это вызовет подозрения, — шикнула Йевелин, и я нервно улыбнулся.
— Что будем делать, если они тоже решат войти?
— А что ты предлагаешь?
Отвечать мне, к счастью, не пришлось — они не вошли. Во мне шевельнулась слабая надежда, что к утру их здесь не будет. На что они теперь рассчитывают, хотел бы я знать? Что мы с Йевелин одумаемся и выйдем к ним сами? Похоже, это их единственный шанс. Их… и наш. Не поедут же они с нами в Шангриер, в самом деле? У нас не хватит денег заплатить за четверых.
В трактире было людно, но спокойно. Похоже, собрались в основном завсегдатаи: крестьяне и дровосеки, компания разряженных и уже крепко подвыпивших купцов, видимо, возвращавшихся с ярмарки. В дальнем углу сидел мрачный как туча рыцарь весьма потасканного вида, очень выделяющийся среди собравшейся публики. А недалеко от него — седоволосый пилигрим, кажется, святой брат. «Ну вот, — обреченно подумал я, — сейчас начнет агитировать благородное собрание восстать против узурпатора…»
Я встретился с ним глазами.
— Йевелин, — сказал я и, не глядя, взял ее за руку.
— Что пожелают дорогие господа? — проворковала пышногрудая хозяйка, подскочившая к нам со спины. Пальцы Йевелин дрогнули в моей ладони.
— Что? — полушепотом спросила она.
— Да что, что? Всё, что пожелаете, — щебетала трактирщица, а я смотрел в глаза седоволосого человека, пытаясь вспомнить, где мог их видеть. Это были очень добрые глаза, добрые и страшные — от безмерной усталости и такого же безмерного сочувствия, сквозившего в них. Пальцы Йевелин задрожали сильнее, стиснули мою руку. Я начал паниковать. Хозяйка что-то болтала о разнообразии здешних вин, но ее голос звучал сплошным монотонным бормотанием, будто сквозь каменную стену.
Седоволосый человек встал и двинулся к нам. Он был стар, но двигался твердо и почти изящно. Свободное серое одеяние не скрывало его широких плеч, хотя роста он был небольшого. Прятавшаяся в морщинах улыбка казалась почти извиняющейся. Ему уступали дорогу, и когда он, подобрав полы рясы, переступал через близко сдвинутые скамьи, его глаза на миг отрывались от моих, а улыбка становилась смущенной.
Я не знал, но догадывался, кем он мог оказаться.
— Эван, — сказал он, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от нас. — И Йевелин.
Мы молчали, и его улыбка, вынырнув из морщин, стала еще чуть шире.
— Я знал, что это вы.
— Порталесского, — проговорил я, не оборачиваясь. — Много.
— Наверх, — закончил мужчина.
Хозяйка быстро поклонилась. Седоволосый человек легко тронул меня за руку. Его прикосновение было горячим.
— Идемте. Нам надо поговорить.
Я почти жалел, что Ржавый Рыцарь и Стальная Дева остались снаружи.
Хотел бы я знать, видел ли бы их этот человек?
В его комнате была только кровать — ни табуретки, ни хотя бы сундука. Мы, все трое, остались стоять. Единственное маленькое окно под потолком не прикрывалось плотно, и ставня хлопала о раму. Похоже, снаружи поднялся ветер.
— Не бойтесь меня, — сказал мужчина и зажег свечу, стоящую на полу.
— Это решим по ходу дела, — поморщился я. — Вы от Безымянного Демона, верно? Пришли уговаривать нас сдаться по-хорошему?
— На какой вопрос ответить первым? — от его улыбки мне делалось не по себе — слишком открытой и честной она казалась. — Можно я просто начну по порядку? А потом уже объясню то, что вас заинтересует.
Какая знакомая деловитость. Помнится, похожим образом вел беседы человек в красном… как его… Алоиз?
— Ваши псы здесь, — сказала Йевелин. — Они наши.
Мне показалось, что мужчина вздрогнул, но улыбка с его лица не исчезла. Он слегка кивнул и сел на кровать.
— Вы не возражаете, если я присяду? Я старый человек и долго был в пути. Простите.
— Послушайте, может хватит… — начал я, но он прервал меня.
— Мое имя Ристан. Думаю, тебе оно ничего не говорит. — Внимательные темные глаза посмотрели на Йевелин. — Тебе тем более. Ты ведь не была у нас? Не доводилось?
Я потрогал прикрепленный к поясу арбалет. Приклад достаточно тяжелый. Да чего там, в крайнем случае без труда справлюсь.
— Зато ты, — он снова взглянул на меня, — наверняка знаешь Алоиза и Джевгена. Ты их видел, когда они пытались забрать твое сердце.
— Имел удовольствие.
— И еще ты знаешь Ласканию. Вернее, это она знает тебя.
— Ласканию? — имя казалось смутно знакомым, но не более того.
Ристан кивнул.
— Ласкания Велла, оракул, сообщивший нам о вашем рождении. Всегда считалось, что она только для этого и была создана, но она способна… на гораздо большее. Это она помогла тебе сбежать из Храма.
— Серьезно? Я как-то не почувствовал. — Во взгляде Ристана скользнул упрек.
— Она заплакала в тот день. Статуя на ее могиле. Это великое событие, Алоиз и Джевген были возле нее. Если бы кто-то из них оказался рядом, ты бы не ушел, — улыбка Ристана слегка поблекла, а из голоса исчезла мягкость. — Они не знают, что творят.
Как интересно. В секте, похоже, наметился раскол.
— Они — верховные жрецы Безымянного Демона. Реальная власть в ордене принадлежит им. И решения принимают они. Иными словами — они исполнители.
— А вы? — спросила Йевелин.
— А я — законодатель. Условно говоря. На самом деле моя обязанность — пополнять святое писание ордена, так, как это делали и будут делать другие летописцы до и после меня. Я читаю и трактую древние записи, составляю новые. Безымянный Демон сообщает летописцу свою волю, летописец передает ее жрецам, жрецы ее воплощают. Должны воплощать.
— Очень такое любопытное «должны», — усмехнулся я.
— В самом деле, — неожиданно холодно кивнул Ристай.
— Они не согласны с вашей интерпретацией божьего слова?
— Они считают, что слова — это просто слова. Они могут быть поняты по-разному.
— А на самом деле?
— А на самом деле слово значит ровно то, что имел в виду его произнесший. Но Алоиз и Джевген произносят слова Демона иначе. Они думают, что таким образом сумеют убедить его, что именно это он и подразумевал, когда их произносил.
— Вы хотите сказать, что они хотят управлять собственным богом?
— Они воображают, что это возможно.
Скрипнула дверь, пропуская обширные телеса хозяйки, несшей поднос с вином. Не найдя, куда его поставить и, видимо, озадаченная выражением наших лиц, она немного засмущалась, опустила поднос на пол и, поклонившись, вышла.