Отвинтив гайки, Эстер с хрустом отодрала грудную пластину, обнажив полую внутренность голема, забитую какими-то трубками, проводами и шестернями. Доктор Мо пялился на них с любопытством, и даже принцесса Женевьев, хоть и не трогалась со своего бревна и не выпускала шитья из рук, глядела с нескрываемым интересом.
– Никогда не видала голема изнутри, – проговорила она смиренным голосом ученика, признающего своё невежество. – Сложно ли он устроен? Много ли понадобится люксия, чтоб его починить?
– Ты его не смазывал, – словно не слыша её, сказала Эстер Паулюсу. – Ведь не смазывал?
– Конечно, смазывал! Раз в месяц, как ты и говорила!
– Тогда, значит, прогорклым жиром, – сурово сказала Эстер и, проведя у голема внутри, показала Паулюсу чёрный лоснящийся палец. Доктор Мо сказал: «Ох-х», а Эстер, не являя ни малейших признаков брезгливости, запустила в голема руку по самый локоть, что-то нащупывая и сердито хмурясь.
– Баллон вроде бы цел. И то хорошо. Так, клапан… Ключ!
Она с требовательным видом вытянула чумазую ладонь, и Паулюс торопливо положил на неё маленький чрезвычайно простой железный ключик. Эстер задрала голему правую руку, открывая стык между пластинами на подмышке, и просунула ключ в скрытое от постороннего взгляда отверстие. Затем повернула с явным трудом и всё с тем же ужасным скрежетом.
– А вот скважину точно не смазывал, – заметила она и повернула ключ до упора.
Голем дрыгнул левой ногой и опять застыл.
– Но как… – снова начала Женевьев со своего бревна. – Значит, люксий в нём всё ещё есть? Только…
– Только заткнул бы кто-нибудь эту дуру, а, парни? Что скажете? – взорвалась внезапно Эстер и, круто повернувшись к оторопевшей принцессе, рявкнула: – Что ты заладила со своим люксием? Это вообще не голем, совсем у тебя, что ли, повылазило?
– Н-не голем? – в недоумении переспросила принцесса, равно опешив и от этого заявления, и от внезапного напора колоритной девицы. – А что же… кто же…
– Это робот, – прошамкал доктор Мо самым примирительным тоном. – Верно я сказал, девочка? Слово-то такое мудрёное. Голем – оно как-то привычнее. Да и люди сразу понимают, что к чему.
– Ни черта они не понимают, – в раздражении сказала Эстер и, ухватив Труди за шею, дёрнула вверх так, чтоб его раскрытая грудь была получше видна всем. – Видите? Там внутри баллон со сжатым воздухом. С ним через систему клапанов соединяются пневмотрубки, идущие к конечностям и голове. Воздух высвобождается, трубки приходят в движение, клоун пляшет. Элементарная пневматика. А клапаны приводятся в действие системой пружин и шестерёнок, вот здесь, видите? Тут простой завод, как в напольных часах. Вот и всё! Никакого этого вашего люксия, будь он неладен. Чистая механика, никакой магии, и работает!
– Работало, – вставил Паулюс, которому бесконечные нарекания сестры на глупость, бессмысленность и бездарность люксиевых технологий уже вот где сидели – вдоволь он их наслушался (потому, может статься, и сбежал из дома).
Эстер в ответ на это уточнение пригвоздила его к дереву уничтожающим взглядом.
– Верно, работало, пока кто-то не вздумал заводить его второй раз подряд, когда первый завод ещё не завершил цикла. В итоге лопнула основная пружина. Вот, – она извлекла из недр робота обломок проволоки, закрученной широкой спиралью. – Оставь на память.
Проволока полетела в траву, где ей суждено было бесславно гнить до скончания веков. Паулюс пристыженно потупился. Доктор Мо сокрушённо поцокал языком. Джонатан молчал.
– Но позвольте, – проговорила со своего бревна принцесса, которую, после всех перенесённых ею горестей, не могло смутить недружелюбие какое-то вздорной деревенской девицы. – Вы хотите сказать, что этот механизм работает не на люксии? Но на чём же тогда? Какой он использует энергоресурс?
– Я же сказала, – в голосе Эстер по-прежнему звучало раздражение, но теперь она по крайней мере ответила обратившейся к ней Женевьев. – На сжатом воздухе. Я закачала его в баллон ещё при сборке, при рациональном использовании его надолго хватает. Кстати, Пауль, раз уж вы здесь, я его обновлю. Да и пружину нужную на глазок не подберёшь. Отнесёшь его ко мне на мельницу, я за день сделаю.
– Я же говорил, – сказал Паулюс. – Сразу надо было… Ну ладно, мы с Джонатаном его к вечеру…
– Нет! – зычный голос девицы Монлегюр, взращённой на сочных деревенских хлебах и бодрящем сельском воздухе, гулом отдался от жестяного нутра робота Труди. – Без него придёшь! Один!
Все замолчали. Эстер тотчас принялась опять ковыряться в роботе, а Паулюс с безмолвным удивлением воззрился на Джонатана. Тот малодушно отвёл глаза. Доктор Мо, понявший окрик своенравной леди-механика по-своему, тяжко вздохнул, так как решил, что тащить Труди на холм придётся теперь его старым костям.
И одна лишь принцесса Женевьев, ввиду упоминавшейся уже полной своей невинности в подобных делах, не почуяла неладного и настойчиво сказала:
– Но послушайте, сударыня… Так получается, что вы создали механизм, по своим свойствам соответствующий люксиевым машинам и, однако, не использующий люксия, а использующий воздух. Обычный воздух, который ничего не стоит! Это же… потрясающе, это поразительно! Ктонибудь ещё знает об этом?
Эстер посмотрела на неё искоса. Как все люди, увлечённые своим делом, она была чрезвычайно падка на лесть, и в особенности – на признание её заслуг, лестью не бывшее или по крайней мере не выглядящее ею.
– Много кто знает, – неохотно проговорила она. – Пневматическая механика давно стала частью прикладной физики, так же, как тепловые двигатели. Практически всё, что делается сейчас на люксии, можно делать на пару. Для некоторых машин, правда, понадобится более энергоёмкий ресурс, – например, уголь. Собственно, вместо люксовозов сейчас могли бы ходить паровозы, и ездить бы на них смогли все. Но этого никому не надо, – резко оборвала она сама себя. – В Академии ле-Фошеля профессор Глюнт так и сказал мне: всё это, мол, чушь, прошлый век, тупиковая ветвь прогресса. Зачем нам вкалывать втрое, подбрасывая уголь в печь, когда стоит капнуть люксия – и готово! А то, что люксий, в отличие от угля, под ногами не валяется, так это, говорит, не наша забота, а министерства финансов. Механические машины никому не нужны, когда есть эта чёртова магия.
«Потому что пока есть люксий, ты, брат-пролетарий, никому не нужен», – так сказал Клайв Ортега в подвальчике на Петушиной улице много недель назад, в разговоре, странно похожем на нынешний, и слова эти вспомнились сейчас принцессе Женевьев как наяву. В изумлении и потрясении слушала она свою нелюбезную собеседницу, чувствуя, как вновь открывает нечто новое, нечто для себя важное, что покамест, однако, не в силах ни осмыслить, ни применить. Однако она была терпелива, эта принцесса Женевьев. Потому лишь в задумчивости смотрела, как Эстер Монлегюр поднимается с колен, отряхивает грязные руки и, холодно кивнув на прощанье Паулюсу и доктору Мо, идёт прочь от стоянки, к мельнице, вверх по холму.