– Нет, – ответила Антонина, удивляясь, что уже второй человек за последнее время задает ей этот вопрос.
– Тогда я вам как художница скажу, что его картины очень ценные. Не Рембрандт, конечно, но все же… И если раньше они, в среднем, стоили тысячу долларов за полотно, то сейчас, после его смерти, цена картин может возрасти до трех тысяч. Это точно. Так что это очень хорошее вложение денег. Кстати, через час будет аукцион по продаже его картин. Советую приобрести какое-нибудь полотно! Работы только расти в цене будут, а ведь новых полотен мастера уже не прибавится! – вдруг захихикала она.
– Это точно! – согласилась Антонина.
– Выпьем за светлого художника. За его труд! За его творчество! – предложила женщина.
– Выпьем, – уже согласно кивнула Тоня.
– Сама-то откуда? – спросила дама, перейдя с Тоней на «ты».
– Из Москвы.
– То-то я чувствую, не местная. «Масквичей» у нас не очень любят, да что там «у нас», их нигде не любят. Хотя вас еще и пожалеть надо! В Москве сейчас и русских-то не осталось. Азия… Кавказ… Как вы там живете?
– А у вас здесь хорошо? – спросила Антонина, удивленно поднимая брови.
– И у нас хреново, но мы это понимаем и иллюзий не питаем. А вот вы в Москве полны глупых иллюзий. Вам деньги глаза застилают, да и мозги у вас… – У женщины были весьма своеобразные взгляды.
Антонина узнала еще много чего интересного, а потом, пошатываясь, двинулась вдоль стен, рассматривая работы почившего художника. Даже в пьяном состоянии она была удивлена и смущена. Почти на всех картинах были изображены голые женщины. Причем все очень разные: и худые, и полные, и с грудями, и без… Блондинки, брюнетки, рыженькие…
– Да он маньяк! – невольно вырвалось у окосевшей Антонины. – Прости меня господи, или как там? Царствие ему небесное…
– Вы про обилие женских тел на полотнах мастера? – обернулся к ней один мужчина с ухмылкой.
– И про это тоже, – согласилась она, решив до конца отстаивать свою позицию.
– Геннадий Альфредович был известным ценителем женской красоты.
– Бабником? – переспросила Тоня.
– Это слишком примитивное определение. Он был настоящим ценителем. Да! Не мог пройти мимо красивой женщины, ну и что? Это талант. Да и женщины любили его! Это – все его натурщицы. И никто не был в обиде.
– Их так много… – удивилась Тоня и тут наткнулась на одну-единственную картину без женских голых тел – спокойный пейзаж.
– Это тоже его работа? – даже остановилась она.
– Геннадий был разноплановым художником! – ответил мужчина, поднимая указательный палец.
Что происходило с ней дальше, Антонина могла вспомнить с огромным трудом. Она пила? О да! Она выступала с похоронной речью в память Геннадия Альфредовича? Как ни странно, но тоже – да! Словно она его знала всю жизнь… Потом, на аукционе, она приобрела полотно в память о замечательном человеке… Потом ее окружили какие-то темные демоны, и она отчаянно кричала, что ей еще рано к господину Моисееву, что она еще недолюбила и недострадала…
– Гражданочка! Эй! Очнитесь! Да что же это такое? С виду вроде приличная женщина… А состояние просто свинячье!
Антонина понимала, что кто-то кого-то сильно раздражает, но не понимала, кого именно. Лично она хотела одного: чтобы все эти разборки происходили где-нибудь подальше от нее. А то складывалось впечатление, что кто-то специально кричит у нее над ухом. И никто не брал в расчет, что у нее жутко болит голова и она просто хотела тихонечко полежать в теплом месте, чтобы ее никто не трогал и уж тем более никто не орал таким истошным голосом.
– Нет, ну ты посмотри на нее! Эй, дамочка! Имейте совесть! Номер освобождать надо! Вы тут что, до вечера собрались лежать?
Антонина открыла сначала один глаз, затем другой и с ужасом уставилась в лицо абсолютно незнакомой женщины.
– Здрасьте, – прошептала она, понимая, что все эти дрянные слова были направлены все-таки именно к ней.
– Здрасьте-здрасьте! Очнулись мы, царевны-несмеяны! Вставайте уже и оплачивайте сутки в отеле, а если задержитесь, так я с вас за двое суток возьму! – нависала над ней женщина, грозно подбоченившись.
– Я не понимаю, – присела Антонина на кровати, пытаясь снять с себя какую-то доску.
– Что это? Меня в гроб, что ли, хотят уложить? Что за доски? – растерянно спросила она.
– Какой гроб? У вас мозги, что ли, слетели с катушек? – поинтересовалась женщина.
– Холст какой-то вместо одеяла.
– Так это картина, вы с ней пришли и ею же и прикрылись. У нас, между прочим, роскошные номера и одеяла в полном комплекте. Почему вы предпочли уснуть под холстом в деревянной раме, я не в курсе! Вы и сейчас плохо соображаете, а уж в каком состоянии раньше были! Ужас!
Антонина посмотрела на картину, часто-часто моргая. «Речка… елки… закат… Господи! Похоже, я приобрела пейзаж без времени покинувшего этот мир художника… как его? Григория… Нет! Геннадия Альфредовича».
– А где я? – спросила она у женщины, пытаясь отлепить сухой язык от неба.
– Как где? В отеле «Галерея».
– Да? Так мне сюда и надо было! – радостно воскликнула Тоня, подавляя тошноту.
– Я не знаю, уважаемая, куда вам надо и зачем, но вчера вас сюда доставили с вечеринки этажом ниже в бессознательном состоянии. Просто вот в ауте. Ну, не на лестницу же вас было класть? К нам два таких полутрупа принесли, остальные смогли уйти сами. И все время достается нашему отелю с безупречной репутацией! – покачала она головой.
– Это не торжество было и не вечеринка, – поправила ее Антонина, вздыхая, – а похороны.
– Да какая разница! У них там все время похороны! – махнула рукой женщина. – Вы, главное, очнулись? Платите за номер, и милости просим.
Тоня поняла, что ее попросту выставляют на улицу. И задумалась.
– Нет. Я не уйду из отеля.
– Мне позвать охрану? – уточнила женщина.
– Зачем? Я к вам из Москвы приехала. Для меня был забронирован номер! – воскликнула Тоня.
– Чего же не доехали, а пустились во все тяжкие? – с ехидцей в голосе спросила женщина.
– Я сама не знаю, как и что получилось. Я запуталась. А там как-то затянуло, и вроде уже и не уйти. А вот то, что я оказалась в нужном месте, где и должна была оказаться, так это чудо! Это мне повезло! – зевнула Антонина. – Зря вы меня разбудили…
– А чего вы тут забыли? – спросила женщина.
– Так мне надо поговорить с Трофимом.
– Вот как? С Трофимом? Каким именно?
– Трофим Данилович Потемкин, – пояснила Антонина, почему-то напрягая память. Сколько денег она отвалила вчера за эту картину покойного?
– А, понятно! Вы одна из тех дамочек, что не дают прохода нашему дорогому Трофиму. Все теперь ясно! Смею вас разочаровать, но Трофима нет, и с ним вы не увидитесь.