– Кто?
– Геннадий…
– А что с меня взять еще? – спросила Тоня. – Или я выгляжу так, что ко мне нельзя прийти с сексуальным интересом? – уточнила она.
– Вот все вы, женщины, умеете перевернуть. Я не это имел в виду, он же сказал: «Я должен вернуть свое». Я хочу попасть в тот номер, где его убили, и осмотреть все как следует.
– Я с тобой, – тут же заявила Антонина.
Номер был чисто убран, и ничто не напоминало о том, что здесь было совершено убийство. Но Антонина все равно ощущала этот тошнотворный, приторный запах крови. Первое, что ей бросилось в глаза, это картина якобы почившего художника, которую она приобрела на аукционе.
– Картина? Почему на полу стоит? – спросил Трофим, перехватив ее взгляд.
– Так она не из отеля, это моя. Я ее приобрела почти сразу по приезде в Питер.
– Когда только успела, – удивился Трофим.
И Антонина поведала ему, как очутилась на мнимых похоронах директора музея.
– И что характерно, все картины у Геннадия Альфредовича были эротического толка, только один пейзаж. И еще я так выпила с дороги, что плохо помню. Но, видишь, как я морально устойчива, что даже в пьяном состоянии купила самую приличную картину, на трезвую голову я бы точно ничего не приобрела, – улыбнулась Тоня.
– А позову-ка я сюда Никиту! – сказал Трофим.
– Зачем? – удивилась Тоня.
– Он же художник. Я как дилетант не вижу в этой картине ничего ценного. Посредственная, я бы сказал, работа, но неплохая.
– Это делать надо прямо сейчас? Ночью?
– А чего время-то терять? – вопросом на вопрос ответил Тимофей.
– А зачем ему картину смотреть?
– Сам не знаю…
Через пять минут перед пейзажем стоял Никита и зевал.
– Вы издеваетесь, что ли? Что вам покоя-то нет? Ни днем, ни ночью. Я уж подумал, что опять кого-то убили…
Антонина рассказала и ему, как это полотно попало к ней.
– С ума сойти. Геннадий Альфредович отрепетировал свою смерть, захотел острых ощущений и, похоже, сглазил себя, – отметил Никита.
– Ты не философствуй, ты на полотно смотри, – сказал Трофим.
– И что я должен увидеть? На что обратить внимание? – спросил Никита.
– Я сам не знаю… Все другие были, пардон, эротического содержания и вдруг – пейзаж. Странно, – ответил Трофим.
– Давай отнесем ее ко мне в мастерскую, – предложил Никита.
Сказано – сделано, и вся троица отправилась в мансардный этаж, где располагалась мастерская художника.
Картину водрузили на мольберт, и Никита, вооружившись лупой и маленьким скальпелем, принялся ее рассматривать.
– Ты только не порть! – предупредила Антонина.
– Я постараюсь, – фыркнул Никита, – а вы сядьте на диванчик и не мешайте мне.
Они подчинились. Через несколько минут Никита вынес свой вердикт:
– Картина – дерьмо! Извините.
– Да можешь не извиняться, я в этом ничего не понимаю, – ответила Антонина. – Купила спьяну.
– Я был прав, картина фиговая! – отметил Трофим.
– Вы меня выслушайте до конца! Раз уж разбудили. Геннадий Альфредович звонил мне по поводу нее и сказал, что на его мнимых похоронах произошла ошибка. На продажу были выставлены только эротические картины. Одна картина, а именно пейзаж, была выставлена просто так, чтобы все понимали, что Геннадий рисует не только голых баб, но и кое-что другое умеет. Организатор чего-то не понял, а может, тоже перепил, и продал пейзаж. Сам Геннадий Альфредович лежал в гробу и не мог этого заметить и проконтролировать. И вот он пытался узнать, кто этот самый пейзажик приобрел.
– А ты? – спросила Тоня, с интересом глядя на полотно.
– Что я? Я сказал, что ты живешь у меня в отеле. Он еще уточнял, точно ли картина еще не ушла? Я ответил, что если ты не уехала, значит, и картина у тебя. Он волновался по этому поводу, я как-то и забыл… – почесал затылок Никита.
– А чего он так переживал? Ведь картина-то самая заурядная, – ухмыльнулся Трофим.
– Всегда ты впереди паровоза бежишь… Я не договорил, эта картина написана поверх другого полотна. Возможно, что дело в этом.
– Ну, теперь-то все понятно! Наверняка под этой картиной спрятано произведение какого-нибудь известного художника. Я про такое слышала, – сказала Антонина.
– Про такое все слышали, – согласился Никита.
– А Никита сейчас нам и скажет, верно это предположение или нет, – обратился к нему Трофим.
– Никита сейчас ничего не скажет, – заговорил Никита о себе почему-то в третьем лице. – Никита спать хочет – раз! Никита именно в этом не специалист, он – художник, – два! А здесь даже не реставраторы нужны, а специальные люди. Работа очень кропотливая, сложная и небыстрая. Если там что-то ценное, снимая этот верхний слой, я могу нанести непоправимый вред записанному полотну. Это понятно?
– А вот хотелось бы побыстрее. Может, найдешь кого прямо сейчас? – не сдавался Трофим. – Деньги не проблема.
– Деньги не все решают. Но я попробую позвонить кое-кому. Ты же все равно не отстанешь.
– Давай, дорогой!
– Да ну тебя! – мягко послал его Никита, но просьбу выполнил.
Через час в мастерскую приехала пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. А вместе с ней двое молодых людей с сундучками, полными инструментов и реактивов. Никто из них не ругался, что их разбудили посреди ночи, наоборот, действовали молча, четко и быстро, словно реанимационная бригада. И, похоже, были довольны происходящим.
– Предметы искусства ждать не могут, – сказала женщина, представившаяся Ольгой Максимовной. – Каждая секунда дорога.
– Да они столетиями висят и ждут, – не согласился Никита.
– Вы не представляете! Если мы сейчас найдем шедевр, который давно считался утерянным, так это же будет настоящая сенсация. Ради этого можно и подняться ночью разок с постели, – кивнула Ольга Максимовна.
«Мне бы ее уверенность», – подумала Тоня.
– Сколько вам понадобится времени? – спросил Трофим.
Но ответить Ольга Максимовна не успела, ее окликнул один из помощников:
– Ольга Максимовна, замазано варварски, – сказал он.
– А… Так это мы быстро снимем, – сказала она.
– Действуйте, а то они мне жизни не дадут! – попросил Никита и кивнул в сторону Трофима и Тони.
Трофим подошел к окну и закурил.
– А для чего Геннадию Альфредовичу понадобилась эта маскировка? Он же был директором музея, висела бы у него и висела, – поинтересовалась Антонина.
– Скорее всего, эта картина не была зарегистрирована. И приобрел он ее нелегальным способом. Никто про нее не знал. А если она ценная, так может стоить целое состояние. А закамуфлировал он ее под пейзаж, видимо, затем, чтобы спокойно вынести из музея. Думаю, за ней Геннадий Альфредович и приходил. Все встало на свои места, – произнес Трофим.