— Гоп-гоп! — орал Кир. — Ну живее, слизняки! Лешак, пляши с Медузой. Фтагн, в пару с Марсием. Шибче, господа, шибче!
Плясали все. Прыгал пол. Прыгали стены. Прыгал Лешак с Медузой, прыгал боцман с толстым ихтиандром, прыгали часы с кукушкой на перегородке. В глазах Старлея уже начало все двоиться и расплываться, от спертого воздуха закружилась голова — и в этот момент пол дрогнул и ушел вниз.
«Мааамаааа!» — сказал Старлей. А больше ничего не успел сказать.
«Белая субмарина» вылетела из кииитааа вместе с фонтаном, несущим креветок, осьминогов и устриц, запчасти от «КамАЗа» и американский пограничный крейсер «Виларога», вылетела, вознеслась, зависла на миг в ворохе разноцветных брызг — и со всей силы грянулась на ближайший скалистый островок. И все затихло.
Кир спал, и ему снился сон. Во сне все было иначе.
ИНТЕРЛЮДИЯ № 1. СОН КИРА
— Эники-беники ели вареники.
— Чего?
— Ничего. Эники-беники съели вареники.
— А кто такие эники-беники?
— Это не принципиально. Важно, что вареники съели. Ам — и скушали. Нету.
— Ладно. Главное, что вареники не съели эников-беников. А то, знаешь, всякое бывает.
Мы разогнали малышей, и сейчас они укоризненно поглядывали на нас шагов с пяти. Некоторые, впрочем, не укоризненно, а довольно угрожающе, помахивая лопатками. Лопатки были железные. Саперские такие лопатки. Если такой по горлу, кровищи будет, как от зарезанного борова.
— Кир?
— Да?
— Ты где вообще пропадал?
Весь этот Город — как огромная песочница. После того как Ковчег стартовал и унес тех, кто был достоин спасения, в Городе ничего не осталось. Только песок и несколько тысяч, а может быть, миллионов отчаявшихся людей. Поэтому я не прилетел прямо к Городу, а пришел пешком, по пустыне. Так, наверное, ходил по водам Иисус. Или это было оптической иллюзией. Желтая рябь песка и синяя рябь воды, какая, в сущности, разница?
Венька сидит рядом в песочнице и, выдувая слюни, строит стенки. Стенки перекрещиваются, складываются в сложный сетчатый узор. Дети с лопатками давно бы на нас набросились, если бы не Венька. Он все-таки здоровый. Такого пока лопаткой зарежешь, неизвестно что успеет случиться. А дети не дураки.
Я наклоняюсь к Ирке, отвожу светлую прядь от теплой ее, даже горячей щеки и шепчу на ухо:
— Я открыл способ перелететь через Стену.
Ирка вздрагивает.
Она смотрит на меня огромными голубыми глазами. В огромных голубых глазах блестят слезы. Она мне не верит.
— Кир. А я думала, это ты вообразил Стену.
— Ага. И тушканчегов тоже я вообразил?
— Нет. Они сами. А Стену ты. Ты же говорил, что хочешь заполнить нелепую пустоту бытия…
— Ничего нельзя заполнить Стеной.
Я беру Ирку за руку. Мне кажется, она начинает понимать. Ладонь у нее потная, и пальцы подрагивают.
— Ты можешь помочь… всем?
Я даже не отвечаю. Ответа не требуется. Там, где только что был Ковчег, тысячи людей сидят на песке. Некоторые поглядывают на часы. Некоторые смотрят на приближающуюся Стену. Большинство не делает ничего. Парень неподалеку чертит прутиком какую-то непристойную картинку или, может, пишет завещание. Парочка целуется. Старик читает газету. Ну куда их всех денешь?
— Нет, — говорю, — не всех.
— А сколько?
— Тебя могу. Веньку… если ты захочешь.
Венька пускает пузыри и строит новые стенки.
— Я думаю, — неожиданно говорит Ирка, — Стены на самом деле нет. Она у нас в сознании. Да?
Я пожимаю плечами. Какая разница, в сознании или нет, если через двадцать минут она будет здесь?
— Ну? Решай.
Я поднимаюсь с песка и протягиваю Ирке руку. Она сначала будто бы и не хочет принимать мою помощь, смотрит в сторону. Потом, все так же глядя в сторону, берет меня за руку, поднимается, отряхивает коленки и юбку от песка. Венька набирает полную горсть новопостроенной Стены и протягивает мне:
— Хочешь клубники?
— Хочу, — говорю. — Лучше со сливками.
Венька смеется.
— Я поняла, — отдуваясь, говорит Ирка.
Мы летим над пустыней. Город — черное пятно на желтом — должен бы остаться позади, но все не остается. Он тянется за нами, будто вцепился в корзинку дирижабля скрюченными пальцами и волочится следом. Ирка и Венька сидят на педалях, я — на руле. Впереди встает роскошное белое солнце. Жаль, что половина его скрыта за Стеной.
— Я поняла. Мы тебе просто нужны для ручного труда.
— Ножного.
— Палюбасу. У тебя же не четыре ноги. Ты бы не мог вращать две пары педалей.
— Ты не знаешь, чего я могу, а чего нет.
Половинка солнца подмигивает, как сумасшедший кошачий глаз.
Внизу жарко, а здесь, на высоте, очень холодно, и я набрасываю на плечи Ирки жилет. Это спасательный жилет для утопающих, но из-за прослойки воздуха он и на высоте хорошо защищает от холода. Ирка говорит:
— Не надо. Мне и так жарко. Лучше ему дай куртку.
Венька на педалях стучит зубами. Даже странно, такой здоровый жирный парень, он потеть должен, а не мерзнуть.
Следом за нами летит стая птиц. У птиц свой расчет: они хотят посмотреть, сожрет нас Стена или нет. Если не сожрет, значит, можно лететь дальше. Если сожрет, они успеют развернуться. Вдобавок тогда можно попробовать сожрать Стену. Умные птички. Вообще, в последнее время твари стали намного умнее людей.
— А что там, за Стеной? — Ирка поднимает лицо. Ко лбу ее прилипла прядь волос. От пота волосы стали темно-русыми, а глаза у Ирки посерели от страха. («Я совсем забыл, как они меняют цвет», — подумал Кир. Но эта мысль была неприятно дневной, и Кир прогнал ее подальше. Сон продолжался.) Ирка прикусила губу так сильно, что даже когда отпускает, видны белые вмятинки от зубов.
— Не знаю. Я никогда там не был.
— Откуда же ты знаешь, что можешь перелететь через Стену, если никогда не пробовал?
— Я и не знаю. Я вас обманул.
Ирка плачет. Глаза у нее от этого зеленеют, как тоска, но педали она не бросает. Мы поднимаемся все выше, по наклонной, со скрипом, с кряхтением, как старый велосипед, въезжающий на гору.