Дети богов | Страница: 48

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я не уверен до конца, что им двигало: прежнее ли научное любопытство и стремление узнать истину, или вполне прозаическая, хотя и гораздо более безумная надежда с помощью меча продлить свою угасающую жизнь. Отто умирал от рака. Когда я попытался отговорить его от возвращения в проклятый монастырь, он поднял рубашку и, взяв мою руку в свою худую ладонь, предложил мне пощупать опухоль у него в боку. И сказал, что не боится уже ни бога, ни черта, ни тем более приснившихся мне колдунов с саблями. Я с ужасом выдрал руку, как будто болезнь Отто была заразна. Ни слова не говоря, я прошел в комнату и отпер большой, купленный мной в соседнем городишке сундук, где хранился меч. Если честно, все эти годы я втайне надеялся, что индейцы обворуют мой дом и заодно приберут и проклятый клинок. Присутствие меча меня тяготило. Отто не стал делиться подробностями своего плана, лишь сказал, что собирается пробираться к монастырю через Швейцарские Альпы. Сондрио расположен недалеко от границы, и оттуда до монастыря всего два часа ходьбы. Италия тогда кишела патрулями союзников, и, несмотря на лагерный стаж, бывший член нашей организации, путешествующий с огромным мечом, несомненно угодил бы в лапы американских спецслужб. Те как раз интересовались исследованиями нашего ведомства намного больше, чем собственное руководство. Как я понял, в Швейцарии Отто ожидал надежный проводник, который проведет его к монастырю горными тропами. Утром Отто покинул мой дом, и с тех пор ни его, ни клинка я не видел.

Вот и все, милый Генрих, что я могу рассказать Вам о проклятом мече Тирфинг. Как Вы знаете, с момента моего приезда сюда я не покидал Бразилии, и, похоже, уже не покину. Вы вправе счесть меня трусом, но с того дня тридцать пять лет назад, когда меня посетил Отто и увез с собой меч, кошмары мои не пошли на убыль, а лишь участились. Как знать, может, они и послужили причиной болезни? В любом случае, надеюсь, что приведенные мной сведения окажутся Вам полезны. Еще раз заклинаю — держись подальше от чертова клинка. Однако, если Вам известно что-то о дальнейшей судьбе Отто и его поисков, мне бы хотелось перед смертью узнать: нашел ли мой бывший друг и учитель то, что так долго и страстно преследовал? Прошу Вас, напишите мне и передайте письмо нашему общему знакомому, который доставит его сюда. Поспешите, дорогой Генрих, потому что недолго осталось мне коптить этот свет. Передайте мой привет Марте и девочкам, и пожелания здоровья и счастья.


Искренне Ваш,

Дитрих»


Я отложил письмо. Гармовой, успевший заглотать все содержимое бутылки, но ни на йоту не захмелевший, смотрел на меня с ухмылкой:

— Ну?

— Что «ну»?

— Красиво колдун нагрел фрицев?

Я поморгал уставшим от чтения глазом и неохотно признал:

— Красиво.

Поганцу-Иамену нельзя было отказать в неплохом знании психологии. Меня, «гер-роя», он поманил приключениями. Труса — напугал. Человека посмелее и порешительней (и, с огорчением вынужден признать, поумнее, чем господин Ингве Конунг) отдал на растерзание гестапо. Да, красиво. Подловато, конечно, но красиво.

Перед волком я откровенничать не стал, но больше всего в письме мне не понравилось отнюдь не кровавая расправа с немцами (проверяли на себе) и не ушлость некроманта в манипулировании малыми сими, а вот эта история с детьми. Зачем некромант приютил в монастыре еврейских сироток? Зачем играл в непонятные игры с юными самоубийцами на крышах Будапешта? Зачем спас лисенка Ли Чин? Троица, триада, золотое сечение логики: просто так один и тот же паттерн три раза не повторяется, руны не складываются трижды в один и тот же узор. Как высказался бы на эту тему Ингри, «какое уж тут везение — в третий раз на десятый этаж карабкаться?». Правда ли некромант был неравнодушен к детишкам, беззаботным, безжалостным и безгрешным? Или же создавал он какую-то свою армию, тайную армию, которая в нужный момент вдруг воспрянет из-под земли или нарисуется на горизонте? Все, что я знал о мистере Иамене, склоняло ко второй версии. И версия эта меня тревожила.

— Чего хмуришься, герой?

Я коротко глянул на Гармового:

— Еще раз «героем» меня обзовешь, волчина — пеняй на себя.

Тот осклабился:

— Ой, не пугай, гражданин начальник. Пуганые.

— Ты зачем мне вообще эту страшилку притащил? Кто такой Генрих?

— Генрих Зиммер, его превосходительство штурмбаннфюрер СС, кавалер Железного, Рыцарского и прочих крестов. Хитрая лисица. Никакой Атлантиды эта сволочь, конечно, не искала, а строили они военную базу в Антарктике. Для испытаний нового сверхсекретного оружия. Только оружие то — опаньки — не сработало. Иначе сидеть бы нам с тобой, не-герой Ингве, на астероиде, лапу сосать. Планету бы к чертям разнесло. Потом еще у них всякие мудреные были планы: тарелку на Вашингтон посадить, прикинуться инопланетянами. С воображением подходец.

Я почесал под повязкой. Свеженький шрам чесался невыносимо.

— Не чеши, Штауффенберг — инфекцию занесешь.

— Не плакай, Штирлиц — у меня иммунитет ко всем вашим инфекциям. Так что с письмом? Вы с Генрихом, я так понимаю, тут же кинулись в Сондрио, барельеф разыскивать?

Гармовой оскалил крепкие белые зубы.

— Кинулись. Только хуй нашли. Монастырь заброшен, часовня разбита вдребезги: саданули в нее союзнички бомбой еще в войну. Пробовали подкопаться, так нас чуть не завалило. Да хер с ней, с часовней. Я тебе лучше скажу. Этот самый Отто, корпус раковый — он ведь живехонек.

Вот этого я не ожидал. Гармовой полюбовался на мою рожу, поигрывая застежкой портфельчика.

— Что, удивлен, касатик? И я тоже вот удивился. Мужик, конечно, здорово изменился и конспирировался тщательно, но нашлись людишки, опознали дедушку.

— Постой. Если ему в сорок шестом тридцать семь стукнуло, значит, сейчас…

— Во-во. Никаких раков, никаких омаров. Столетний старикашка, бодрый, как моя печень. С палочкой только ходит, с такой козырной тросточкой, на тросточке пуделиная башка.

…Тросточка. Старик с тростью, в фетровой шляпе, под мышкой газета. Похож на старого школьного учителя. Только что учителю делать в тибетских горах, Тень моя мама? Трость стучит по камням, зубаста луна, на острие катаны — звездное серебро.

— Чего это тебя так перекосило, князь?

Стакан с водой, стоявший на тумбочке, глазные капли, книжка, пакет с апельсинами, — все с грохотом полетело на пол. Гармовой отшатнулся, уворачиваясь от водяной струи и осколков стекла. Дверь вынесло, в палату ворвался Ингвульф во главе своей четверки, стволы наизготовку.

Гармовой отскочил к окну, отряхиваясь, принял на всякий случай оборонительную стойку и заорал:

— Да в чем дело?!

Я медленно поднялся: так мертвец, наверное, лезет из могилы или вздергивается над каменным полом часовни.

— Твой Отто… Скотина отдала меч некроманту. Добровольно.