— Ага, но от лечения все же отказались?
Он медленно покачал головой.
— Йозеф меня не лечил.
Я недоверчиво хмыкнул:
— А как же?..
— Не знаю. Так вот само получилось. Нет, не подумайте — он мне предлагал, предложил на второй же день. Йозеф быстро принимает решения. Понимаете, Ингве — вы позволите называть вас этим именем? — хорошо. Так вот, Йозеф, в сущности, не намного мудрее и старше вас. Ему кажется, что он превосходно разбирается в людях, и он с большой неохотой изменяет свое начальное, порой слишком поспешное мнение. Эта ошибка, свойственная всем, да простит он меня за такой эпитет, манипуляторам. Для них очень важно отнести человека к определенной категории, это ведь сильно упрощает их работу. Однако большинство людей не укладываются в рамки любой классификации. Например, Йозеф, кажется, до сих пор не знает, что в первую ночь, когда мы заночевали на сеновале одной доброй крестьянской семьи, я почти решился его убить.
Мой смешок был еще более недоверчивым.
— Да, Ингве, да. Он заснул, а я вытащил пистолет и наставил ему прямо вот сюда…
Старик ткнул пальцем в собственную переносицу.
— Я ведь не такой уж Фома Неверующий. Он представился мне проводником, показал документы. Его рекомендовал мне один старый знакомый, подвизающийся в организации под названием «О.Д.Е.С.С.А.», я не имею в виду советский портовый город…
— Я знаю, — нетерпеливо перебил я.
— Так вот, пообщавшись весьма короткое время со своим так называемым проводником и разглядев как следует его лицо, я быстро припомнил рассказ бедного Дитриха. Господи, как я пожалел тогда, что так плохо обошелся с Дитти! Бедняга пытался меня предупредить, он рассказал мне чистую правду, а я не поверил и смотрел на него, как на труса, паникера и предателя. Я пробовал его потом найти, чтобы извиниться, но он опять бежал и спрятался где-то столь тщательно, что отыскать его мне не удалось…
Мне надоело слушать покаяние старца, и я довольно резко напомнил:
— Йозеф Менне, сеновал…
— Ах, да. Так вот, я быстро сообразил, с кем имею дело. В тот первый день мы отмахали немалое расстояние — я почему-то почувствовал себя намного лучше. Наверное, меня окрыляла близость цели. Добавлю, что я всюду носил с собой ампулы с морфием, чтобы облегчить свои боли. Когда я сообразил, что спутник мой и есть тот самый зловещий колдун, я незаметно подлил морфия в его кружку с молоком, которым нас угостили хозяева. Он очень быстро заснул. Я не решился споить ему весь морфий. Обезболивающее ведь могло понадобиться мне самому, поэтому я не был уверен, что господин колдун опочил навсегда. Я вытащил пистолет, у меня был тогда старый револьвер системы «Смит-Вессон», проверил патроны, навел на лоб Йозефа и взвел курок…
— И что же вас остановило?
— Честно? Не знаю. Мне противно было убивать спящего, но дело было даже не в этом. Я подумал: кто я, в сущности, такой? Заживо гниющий труп. А этот человек, или не человек, неважно, может прожить тридцать, сорок, пятьдесят лет. Кто дал мне право отнимать у него эти годы? И я убрал револьвер, лег на сено и прикинулся, что тоже сплю, хотя так и не смог заснуть до самого утра.
Я почесал в затылке забытым на диване протезом и подумал: обрадовать, что ли, старичка? Сообщить ему, что морфий на полукровок действует примерно как холодная водица на подгулявшего матроса и кристалл мет на любителя светских развлечений? Так сказать, освежает? Взбадривает? Подумал и промолчал. Пусть тешится старикан иллюзиями о том, как подержал жизнь некроманта в своих мозолистых руках. Ну его. А мне в копилку лишнее доказательство: проклятый труповод никогда не действует наобум.
— Ладно. Значит, Йозеф предлагал вам бесплатный курс лечения и предупредил о моем визите, и в обоих случая вы его доброту похерили? Жаль. Когда я выпущу из господина некроманта кишки и отправлю его прямиком в царство его сладкоголосого папаши, парочка добрых дел на счету ему бы очень не помешала. Для облегчения кармы.
Старик медленно покачал головой:
— Я бы на вашем месте не стал этого делать.
— Что, полагаете, он неуязвим?
— Нет, этого я как раз не полагаю. Но я считаю, что, как бы часто Йозеф ни ошибался, каких бы неприглядных дел за ним ни числилось, а в итоге правда все равно на его стороне. Иначе, поверьте, я не отдал бы ему меча.
На то, чтобы удержаться от хохота, сдержанности моей на сей раз не хватило. Пока я катался по дивану, предаваясь чистому детскому веселью, старик придвинул лампу поближе к себе по столу. И наконец-то стянул с правой руки перчатку. Мой смех как отрезало. На ладони Отто было совершенно такое же, как и у меня, черное пятно размером со старую пятикопеечную монету. Пока я пытался сообразить, что бы это значило, старик молча выключил лампу и, пошаркивая, вышел из комнаты. Камин он оставил включенным.
Тетрадку я прихватил с собой и в метро, игнорируя шокированные взгляды публики (часто ли в торонтской подземке им приходилось видеть одноглазых офицеров Вермахта? хотя Хель их знает…), развернул на той самой странице. Стихи, да. Прочитав несколько, я запихнул тетрадь обратно в карман. Отдам некроманту при встрече. Пусть почитает мне из тетрадки вслух и с выражением, прежде чем я вырежу его поганый язык.
В гостиничном номере, который мы делили с Гармовым — ни одному из нас не хотелось оставлять другого без присмотра — меня, однако, ждали совсем иные забавы. Как раз когда я вошел, капитал, по пояс голый, вывалился из ванной. Правой рукой он сматывал жгут, от которого на руке левой виднелся отчетливый красный след. Еще на левом предплечье капитана обнаружились синяки и пятна многочисленных инъекций. В глазах Гармового трепетал нездоровый героиновый блеск, плечи заметно подрагивали. Не обращая внимания на мое яростное выражение, он швырнул жгут на кровать и поинтересовался:
— Что рассказал нам дедушка?
— То, что мы и ожидали. Меч у некроманта, — процедил я. — Некромант Хель знает где.
О черной метке я благоразумно промолчал. Зато неблагоразумно добавил:
— Гармовой, а вы, оказывается, еще и наркоман?
Вопрос был, что называется, риторическим. Капитан хмыкнул:
— В небе полная луна, княже. Ох, и повеселюсь я нынче, ох, и побегаю.
— Никуда вы не побежите.
С этими словами я стал спиной к двери.
— Отойди, сука.
— И не подумаю.
— Отойди!
В голосе капитана явственно послышалось звериное рычание. Я ухмыльнулся в его оскаленную рожу. Если уж придется выяснять, кто здесь главный, лучше сделать это прямо сейчас — а то выйдет, как у Ангантира с Хьорвардом. По счастью, оборотень не был мне братом.
Закинув башку, Гармовой завыл. Тело его выгнулось, затрещал позвоночник — и капитан вывернулся наизнанку. Я присвистнул. Вот оно, значит, как делается. Мелькнуло бурое и склизко-красное, и на месте Гармового ощерился здоровенный волк. Впрочем, нет — волка эта тварь напоминала только на первый взгляд. На второй — огромную крысу. Длинная морда, невероятной ширины пасть с рядом острых клыков, серая с рыжиной шерсть. Оборотень зашипел и присел, изготовившись к прыжку. Я потянул из ножен Наглинг, незримый сейчас для смертных. Волчара, впрочем, меч разглядел хорошо. Шипение его оборвалось резким и злобным рыком. Тварь попятилась к стене, буравя меня огромными зенками, в которых мелькали зеленые злые искорки. И — подчинилась. Кувыркнувшись через голову, волк приземлился на пол уже в человеческом обличье. Как ни в чем не бывало, капитан прошел к кровати и плюхнулся на покрывало.