— Это потому, что ты сопротивление оказал при задержании.
— А что, не надо было?
— Вообще не стоит. Поймали — сдавайся.
Добрый попутчик открутил пробку и сунул мне в рот бутылочное горлышко. Потекла теплая, с горьковатым привкусом вода. Я жадно глотал, и тут грузовик тряхнуло опять. Вода хлынула не в то горло. Я закашлялся. Попутчик треснул меня по спине.
Между бортом грузовика и брезентовым верхом было порядочное расстояние. В дыру пробивался оранжево-ржавый свет. Сейчас, когда я попривык, он уже не казался таким резким.
— Сколько мы уже едем?
— В смысле?
— Сколько времени?
— С тех пор, как в грузовик нас засадили.
— Сколько часов?
— Часов?
Мужик, кажется, не понимал. У них тут что, время не считают?
— Ну, когда загрузили нас — полдень был? Утро? Вечер?
— Ты о чем говоришь?
Та-ак. Приехали. Я снова вгляделся в оранжевый свет. Это был не закат. А если не закат, то что?
Устав таращиться на кислотного оттенка сияние, я оглядел своего спутника. На нем была примерно такая же униформа, как на тех, от кого я убегал. Как их там? Церберы? На груди пришит номер. К-72563.
— Тебя как зовут, друг?
Мужик ткнул пальцем в бирку.
— Имя у тебя какое?
Бородатый снова заморгал. Хорошенькое дело.
Итак, что мы имеем: какая-то тюрьма. Лагерь. Зона. Заключенные, у которых нет имен, только номера. Охранники-Псоглавцы. На границе зоны, откуда нас, судя по всему, везут — Гнилая Развилка. Тоже пригодится на случай повторного побега. Вечно-оранжевый цвет неба. Негусто.
Задрав голову к верху грузовика, я ухмыльнулся и сказал:
— Без воображения работаете, господин Черный Эрлик.
Бородатый уставился на меня, как на психа:
— Ты с кем сейчас говорил?
— Так. Молюсь местным богам. Куда нас транспортируют, знаешь?
— Как куда. Обратно.
— Обратно — это куда?
Мужик открыл было рот, но тут меня снова саданули по затылку чем-то тяжелым.
От боли раскалывалась голова. Очнувшись, я обнаружил, что валяюсь на бетонном полу в небольшой комнатке или камере. Стены покрыты серой штукатуркой. Железная дверь. Под потолком — маловаттная лампочка. Напротив стены — деревянный канцелярский стол с ящиками и одинокий стул. Еще зачем-то водосток в полу. Ничего больше.
На сей раз руки были не связаны, и я со стоном ощупал затылок, ожидая обнаружить по меньшей мере кровь, по большей — нехилых размеров дыру. Ни крови, ни дыры, ни даже захудалой шишки не наблюдалось.
Тут в замке заскребло ключом. Я приподнялся. Дверь распахнулась, и в комнату вошли двое в серой форме и, почему-то, противогазах. Один из них тащил здоровенный шланг, второй — какой-то мешок. Третий был Цербером. Двое в противогазах остались у порога. Цербер прошел к столу. Отодвинув стул, уселся. Кроме собачьей башки, имелся у него и лохматый хвост. Собакоголовый бросил на стол принесенную им папку. Порывшись в кармане, извлек очки и водрузил их на переносицу. Выглядело это забавно, и я засмеялся.
Цербер поднял морду и оглядел меня с брюзгливым выражением брыластой хари.
— Номер? — отчетливо спросил он.
— Какой номер? Телефона? Я вам не девушка по вызову.
Если Цербер и не ожидал такого ответа, то виду не подал. Перелистнув содержимое папки, он сказал:
— К-72563.
— К-72563 — это не я, а бородатый мужик в кузове.
— Второе предупреждение, — непонятно высказался Собакоголовый.
И продолжил:
— К-72563, вам инкриминируется вторичная попытка побега, что, соответственно статье УК 23, параграф 15а…
— Кончайте чушь молоть, — перебил я. — Мне надо видеть вашего начальника.
— Третье предупреждение, — вздохнул Цербер и кивнул обряженному в противогаз охраннику со шлангом. Тот обернулся и гавкнул что-то в коридор. Шланг зашипел. Прежде, чем я успел сообразить, что происходит, в лицо мне ударила тугая струя холодной воды.
Меня никогда не била копытом лошадь, но подозреваю, что ощущения схожие. Силой водяного напора меня отнесло к стене. Я закрыл лицо руками, но вода, казалось, просачивается и сквозь них, заливается в глаза, в горло — я не мог дышать. Я сжался в комок, пряча голову — и тут светопреставление кончилось. Хрипло кашляя, я остался лежать у стены. Из шланга тянулась тонкая струйка.
— К-72563, сдайте одежду и личные вещи.
— Пошел ты на хуй.
Хлестнула вода. На сей раз меня поливали дольше. Неожиданно посреди экзекуции я вспомнил о листке со стихами у меня в кармане и отчаянно подумал: размыло! Я выставил вперед руки и попытался прокричать «Хватит», но дыхательное горло тут же залило водой. Я захлебнулся и снова закашлялся. Вода схлынула.
— Пройдите на санитарную обработку, — как ни в чем не бывало, продолжал Цербер.
Я сунул руку в карман и сжал мокрый листок в кулаке — будто была это невесть какая ценность.
Дальнейшее скучно описывать. Меня раздели. Поставили рожей к стене. Велели раздвинуть ноги. Обыскали — так что пришлось ловко жонглировать смятым в комок листком. Залезли в задницу, как будто я там храню золотые запасы Форта Нокс. Я попробовал дернуться, и снова меня полили водичкой. Просушили струей воздуха из того же шланга. Потом морда в противогазе высыпала на меня какой-то едкий белый порошок, от которого я долго чихал и кашлял, и зудела кожа. Бросили мне серый комбинезон с номером К-72563 на груди. Я его натянул. Защелкнули на запястьях наручники, зачитали что-то еще из папки — я уже не стал слушать — и, вытолкнув из камеры, передали другим охранникам. У этих собачьих голов не имелось, зато имелись заплетенные в косы черные бороды. Охранники были свартальвами. Я решился обратиться к ним на родном языке, огреб дубинкой в живот и заткнулся. Меня провели по длинным коридорам, где из-за решетчатых дверей пялились морды разной степени урковатости. Спустили на нижний уровень. И втолкнули в мою камеру.
Когда засов с лязгом опустился у меня за спиной, я поднял голову. И встретился взглядом с восседающим на нижних нарах Нили.
— Нили! — заорал я и кинулся к нему.
Меня перехватили сзади за руки. Я оглянулся. В камере, оказывается, было еще семь обитателей, все свартальвы. Двое самых здоровых заломили мне локти за спину. Нили медленно поднялся и вразвалочку подошел ко мне. Взял мое лицо в горсть.
— Какой я тебе Нили, суч-чара?
Говоря это, он всадил мне под дых кулак. Я согнулся и захрипел.
— Я тебе, — продолжал Нили, вздернув вверх мое лицо и комкая в жестких пальцах, — я тебе отец, я тебе мать, я тебе и гражданин начальник.