Быстро прикинув, что с профессором отношения, пусть немного, но испорчены, Саша в знак согласия кивнул головой. Немного унизительной горечи к переезду прибавляло то, что в его присутствии профессор с Розалией говорили о нем, как о какой–нибудь кошке или болонке. Но все же эта женщина, несмотря на высокомерие, чем–то очень приглянулась Дыболю. Чувствовалось в ней что–то от тех сильных, незаурядных личностей, при встрече с которыми рука сама тянется к воображаемому козырьку.
ЧУШЬ
Вызвавшись проводить Розалию с Сашей, владелец гостиницы галантно предложил Дыболю локоть. Помахивая кружевным зантиком, трефовая дама важно вышагивала впереди, а Базиль постоянно теребил Дыболя за рукав, все время шутил и громко смеялся. Шутки его были настолько плоскими и незамысловатыми, что даже Саша, несколько раз хохотнув из вежливости, быстро поскучнел.
— Перестаньте, Базиль, нести чушь, — не оборачиваясь, проговорила Розалия. — Если вы отрабатываете подаренные вам деньги, то напрасно. По–моему, Александр не требовал от вас ничего взамен, когда вы их без спросу сунули в карман. — Розалия замедлила шаг и оказалась между Дыболем и владельцем гостиницы. — Меня всегда поражало, как мужчины часто мучают друг друга благодарностью.
— Я и не мучаю его, — уверенно ответил Базиль. — Александру нравится меня слушать. Правда, Александр?
В ответ Саша промычал что–то невразумительное и неуверенно кивнул вбок.
— Александр вас боится, — сказала Розалия.
— Меня?! — искренне удивился владелец гостиницы. — Вы что,боитесь меня, Алек?
От стыда Дыболь моментально покрылся холодным липким потом. Его недавно открывшаяся способность краснеть измучила Сашу до отчаяния. Дыболь попытался было возмутиться и возразить, но вышло, как часто бывает во сне: хочешь крикнуть и не можешь. Вид у Саши сделался жалким, а бессвязный лепет, который он все же выдавил из себя, лишь подтверждал слова Розалии.
— Да нет… Я просто… Чего мне?
— Вы же у него на глазах убили человека, — не обращая внимания на попытки Дыболя оправдаться, продолжала Розалия.
— Так вы ещё не забыли, Алек? — спросил Базиль. — Ну, дружище! Мало ли что в жизни бывает. К тому же, этот оборванец когда–нибудь все равно умер бы.
— Да не боюсь я никого! — наконец прорвало Сашу.
— Никого? — невозмутимо спросила Розалия.
— Никого, — менее уверенно ответил Дыболь.
— А кого ему бояться? — подхватит владелец гостиницы. — Молодой, здоровый. Ему бы ещё пистолет, пару гранат и коня — все женщины были б его. А, Алек? Женщинам чего надо? Чтоб вид был геройский, полные карманы денег, да руки пошустрее.
— Пошлите, Базиль, — перебила его Розалия.
— Куда? — не понял владелец гостиницы, но, не дождавшись ответа, продолжил: — Пистолет я, так и быть, достану. По старой дружбе. Есть у меня один на примете. Бьет как гранатомет. Мужчина все время должен чувствовать себя мужчиной. Страшно — сунул руку в карман, а он там, тяжеленький. Страх как рукой снимает.
— Вот–вот, — покачала головой Розалия. — Только этому вы и можете научить.
— Вам, женщинам, этого не понять, — развязно ответил Базиль. — Что есть женщина? Кастрюли, утюги, кружева и…
Владелец гостиницы не успел договорить. Изящно приподняв двумя пальцами подол длинного кружевного платья, Розалия красивым ударом ноги отправила оратора в кусты.
— Идите за мной, Александр, — как ни в чем не бывало сказала она. — Мы можем опоздать к ужину.
Трудно передать Сашино состояние в этот момент. Там было много всего: и восхищение, и крайняя степень удивления, и уважение. Было даже немного жалости к Базилю, но она скоро прошла.
ЖАЛОСТЬ
Не надо путать жалость с сочувствием. Сочувствовать можно всему человечеству, а жалеть только самого себя и потраченных денег.
Вообще–то, людям свойственно жалеть друг друга. Посмотрев какой–нибудь индийский фильм, где герой, обливаясь горючими слезами, душит собственного сына, телезритель плачет как ребенок от жалости к обоим. И не из интернациональной солидарности, а от чистого сердца. Но чуть погодя, из–за сущей безделицы, тот же зритель начинает поедом есть домочадцев: пригорели котлеты или тапочки оказались не на том месте. Создается впечатление, что далекий индийский гражданин зрителю дороже самых близких людей. Можно, конечно свалить все на силу искусства, но тогда совсем ерунда получается. Какое же искусство может тягаться с силой жизни? Разве что, искусство жить.
Вечер выдался прекрасный. Теплый воздух ласкал кожу как шелковая сорочка. Солнце висело между крышами зданий и горизонтом, окна домов налились слепящим золотом девятьсот девяносто девятой пробы, а зелень в тенистых двориках слегка потемнела. Все обрело покой и устойчивость египетских пирамид. Впрочем, Дыболя не очень интересовали богатые краски летнего вечера. Он следовал за Розалией и думал о том, как эта красивая статная дама выглядит без платья. Заодно он похваливал себя за то, что не остался жить у профессора. В общем, как когда–то писал древнегреческий поэт Клеанф: «Строптивых Рок влечет, ведет покорного».
Миновав уютный бульвар с голубями и фонтаном, Розалия с Дыблем вышли на центральную площадь, и Саша в растерянности остановился.
— Смотрите, украли, — выдохнул он. Еще в полдень памятник стоял на месте. Сейчас же от него остался один гранитный постамент, да и тот был изрядно попорчен — несколько облицовочных плит отвалились и под ними обнажился грубый железобетонный каркас.
— Какая жалость, — Мельком взглянув туда, где недавно возвышался бронзовый Дыболь, неискренне проговорила Розалия. Она взяла Сашу под руку и добавила: — Украли и ладно. Значит кому–то понадобилось место. Пойдемте, Александр, дома будете лить слезы.
Не отрывая повлажневшего взгляда от изуродованного постамента, Дыболь как загипнотизированный последовал за Розалией.
— А кому понадобилось место? — у самых дверей дома спросил он.
— Ну откуда же я могу знать? — ответила Розалия. — Какому–нибудь очередному счастливчику вроде вас. Думаете, вы один такой? Вот сюда, Александр. Это мой дом.
По белым мраморным ступеням они поднялись на второй этаж. И тут же навстречу им вышла старая толстая служанка в крахмальном кужевном переднике и такой же наколке. У неё было ничего не выражающее, сытое лицо и пухлые в детских перевязочках руки.
— Добрый вечер, Августина, — поздоровалась с ней хозяйка дома.
— Здрасть, — сказал Саша.
— Это мой гость, Августина. Его зовут Александр. Покажите ему комнату. Ту, в которой жил художник, — доброжелательно распорядилась Розалия. Идите, Александр, посмотрите спальню, можете отдохнуть. А через полчаса я жду вас в столовой. Августина объяснит вам, как её найти. И не расстраивайтесь, Александр, из–за памятника. В следующий раз будете умнее.
— А площадь тоже переименуют? — задержавшись в дверях, спросил Дыболь.