— Домой, — хрипло проговорил Саша. Он сделал это так, будто у него от ледяной воды заломило зубы. — Домой хочу! — Затем, вспомнив о своих жене и тесте, он безумным взглядом посмотрел на них и добавил: — Нас трое. Все вместе домой.

— Всех вместе нельзя, Санек, — покачал головой Джин.

Дыболь импульсивно обнял Луизу за плечи, ударил себя в грудь кулаком и пояснил:

— Это моя жена.

— И с женой нельзя, Санек, — с искренним сочувствием в голосе ответил Джин. — Здесь — пожалуйста, живи сколько влезет. Я вам и свадебный подарочек прихватил. Скромный, но со вкусом. А домой только один. Ничего не поделаешь.

— Как же? — растерянно проговорил Дыболь. Ох как тошно сделалось ему от слов Джина. Никогда в жизни Саша не испытывал такого желания крикнуть: «Да! Да! Да!» и такого стыда за свое желание. Но Джин вдруг тихонько произнес:

— Они местные, Санек. Ты улетишь, и их не станет.

— Как? — потрясенно вымолвил Дыболь и посмотрел на Луизу. Его возлюбленная сидела скромно опустив глаза, а её папа смотрел в стену и насвистывал какой–то легкомысленный мотивчик.

— Ну что, будешь один возвращаться? — торопил его Джин.

— Да, — ни секунды не колеблясь, ответил Саша и ещё раз украдкой взглянул на Луизу, чем, скорее всего, заставил перевернуться в гробу самого Шекспира, когда–то написавшего: «У всех влюбленных, как у сумасшедших, кипят мозги.»

— А как же любовь–то, Санек? — хитро улыбаясь, сказал Джин.

ЭПИЛОГ

ПОСЛЕДНИЙ ПОДАРОК ДЖИНА

Очнулся Дыболь на скамейке у озера. Он лежал, поджав ноги и по–детски подложив ладони под голову. Перед глазами у него волновалось под холодным пронизывающим ветром потемевшее Калитниковское озерцо. Рядом со скамейкой валялась пустая бутылка из под джина. Накрапывал мелкий дождь и было не по–летнему промозгло.

Саша поднялся на ноги, отшвырнул от себя пустой глиняный черепок, из которого он пил за собственное семейное счастье, и обнаружил, что переместился назад в том же виде, в каком его застал Джин в землянке — на нем были лишь жалкие остатки брюк. Обхватив себя руками за плечи, Дыболь побежал к скверу. Он на чем свет стоит материл Джина и на бегу думал, как без ключей от квартиры попасть домой.

Дело шло к вечеру, из–за непогоды в скверике не было ни единого человека, и только в поникшей от дождя, пожелтевшей листве безобразно гулял ветер. Бежать по раскисшей тропинке было трудно — разъезжались ноги. Один раз Саша подскользнулся и упал в лужу, что, впрочем, не добавило ему грязи. Для города вид у Дыболя был дикий и даже жуткий. Саша знал об этом и после стольких дней, проведенных в лесу, ощущал себя снежным человеком, случайно забредшим в цивилизованное место.

Неожиданно в конце тропинки показался человек, и Дыболь мысленно чертыхнулся. Он не без основания опасался, что его примут за маньяка или сумасшедшего и чего доброго вызовут милицию. Объяснять же стражам порядка, как он умудрился довести себя до такого состояния, Саша не собирался, прекрасно понимая, что подобная искренность приведет его прямиком в психиатрическую больницу.

Решив обогнуть прохожего, Дыболь ещё раз всмотрелся в спешащую ему навстречу фигурку, и остолбенел. Это была Роза. Та самая девушка, которой он сделал предложение и получил отказ.

Балансируя на скользкой глинистой тропинке, Роза спешила к Саше и ещё издали принялась подавать ему знаки. Одной рукой она прижимала к груди довольно большой сверток, другой же энергично помахивала в знак того, чтобы Дыболь остановился.

Подпрыгивая от холода, Саша поспешил девушке на встречу. У него не укладывалось в голове, как Розочка могла вычислить его появление на скамейке. Не менее странным ему казалось и то, что девушка вообще решилась выйти ему навстречу.

Они сошлись под железобетонной стеной Калитниковского кладбища и секунды три молча разглядывали друг друга. Роза была необыкновенно хороша. Ее огромные, по–коровьи влажные глаза смотрели на Дыболя с восхищением и любовью, и от этой странной метаморфозы Саше сделалось немного не по себе.

— Здравствуй, — сказала Розочка и наконец протянула продрогшему мокрому Дыболю сверток. — Завернись. Это плед.

— Сп–пасибо, — ответил Саша. Он тут же развернул сверток и с наслаждением укутался в толстый верблюжий плед.

— Пойдем, — не отрывая от него взгляда, сказала Роза, увлекая Дыболя за собой. — Ты же можешь простудиться.

Рука об руку они пошли по тропинке, и Саша, словно очнувшись от гипноза, вдруг подумал: «Все понятно. Опять Джин колбасит».

— Ты знаешь, — начала Роза. — Я поняла, что… что… В общем, я согласна.

Всего одна секунда понадобилась Дыболю, чтобы понять смысл этой таинственной фразы и принять решение. Даже не посмотрев на девушку, он быстро пошел вперед и добравшись до угла обернулся. Оставленная под дождем Розочка стояла там, где он её покинул, и с несказанной скорбью и удивлением смотрела ему вслед.

— Мне надо подумать, — крикнул ей Саша. — Эти ж дела так не делаются. Я тебе позвоню.

Махнув Розочке на прощанье рукой, он галопом помчался к дому.

Големиада

Для многих эти события прошли совершенно незамеченными. Может, из–за праздника 1 Мая, который как раз собирались праздновать, в силу чего в Москве и некоторых других городах была налажена торговля праздничными продуктами. А может, потому, что в те дни по телевизору показывали многосерийный детектив, главный герой которого, как непотопляемый авианосец, показывал чудеса выживаемости в самых невероятных условиях, за что и получил очень длинное, но меткое прозвище — Небьетсянеломаетсяатолькокувыркается.

А началось все с событий трагических, но не таких уж и необыкновенных: по радио сообщили, что ураган «Мария» прошелся по Королинскому архипелагу и оставил на островах лишь пальмовые комли да булыжники весом более десяти тонн.

Затем диктор сообщил, что в районе Оклахомского месторождения угля упал большой метеорит. Похожее сообщение пришло и из Австралии. Там космический булыжник спалил целый поселок и после этого зарылся в землю на несколько десятков метров.

Но самое интересное произошло все же в городе Москве: из музея–квартиры недавно почившего кормчего пропала его двухметровая бронзовая статуя. При этом сигнализация оказалась исправной, замки были на месте, а сторож заявил, что он, как и положено, всю ночь бродил вокруг музея. Директор, рассказывая эту странную историю, явно не верил сторожу. В его интонации чувствовался какой–то намек, что, мол, бродить–то, может, он и бродил, но врет, наверное, как сивый мерин.

Не поверил сторожу и Павел Иванович — скульптор, он же автор пропавшей статуи. Павел Иванович сидел в это время у себя в мастерской, пил слабенький кофе и вместе с директором недоумевал: как это можно вытащить такую тяжелую, громадную вещь, не попортив сигнализации и замков. В глубине души Павел Иванович не очень расстроился, узнав об этом дерзком похищении. Кормчий помер и, как выяснилось сразу после его смерти, человеком он, может, был и неплохим, но руководителем государства посредственным, если не сказать хуже. Ведь не могла же экономика такой огромной страны прийти в упадок за каких–то несколько месяцев после его смерти.