Главарь стурманов отшатнулся. Чуть было не скрестил на груди копья Проткнутого, хоть ему и не положено. У стурманов иная вера, отцы-инквизиторы с ними потому и воюют много лет уже. Сколько Эрик себя помнит, столько мечами и балуются. И сколько отец Эрика помнит. И дед. И…
– На пользу я здесь, и груз мой на пользу. Торговать хочу. Купи, ярл, рабов у меня.
– Э-э? – удивился громадина-стурман.
– Вот этих желторотиков. Мальчонка – лизоблюд, берегите миски, вилки прячьте, коль жизнь дорога. А девчонка – перевертень, зубастая она, с нею аккуратней, кроха еще, зато умения в ней на пять палэсьмуртов.
Эрик открыл рот. Он поверить не мог, он…
– Купи, ярл, недорого отдам. Возьми, не пожалеешь.
– Лизоблюд? А чего такой рыжий?
– В мать.
– А девка точно перевертень?
– В отца.
– И?..
– По две ладони серебра за каждого. И это последняя цена. Соглашайся, стурман.
После долгих седмиц плавания, изнуряющей болтанки волн и промозглого ветра ладьи ткнулись драконьими оскалами в берег уютной бухты, поросшей невысоким, в половину человеческого роста, кустарником.
Уставшие от весел мужчины, звеня кольчугами, прыгали в прибой с просмоленных бортов. Бородачи смеялись, хлопали друг дружку по плечам: мы осилили море-дорогу, мы – лучше всех, мы – победители. Будто вторя хозяевам, в ножнах позвякивали мечи – жаждали добычи. Значит, вот-вот грядет битва: сталь соскучилась по крови людской. Воины переглядывались: ха, пусть враг не медлит, пусть сейчас нападает, пока не все с ладей сошли, пока не готовы достойно ответить на приглашение смерти!
Не было в них страха. Наоборот – стурманов переполняла жажда крови. Торчащие мачты мужественности требовали пристанища в фиордах пленниц. Кошелям худоба не по нраву. Где добыча?! Где?!
Эрику связали только руки – он спокойный, от него не ждали проблем. Кости ног хоть и срослись благодаря отварам и примочкам, но еще болели – далеко Эрик не убежит, если и захочет. Зато Гель…
Малышку спеленали так, будто она сокровище, достойное королевского скипетра: ветер изумруду опасен, соль рубину страшна. Травинки-локти перетянуты цепями, запястья тоже. Палочки-ножки обвили звеньями в лодыжках, колени заключили в стальной обруч, бедра обняли кожей ремней. В рот Гель сунули кляп. Длинные волосы ее собрали в пучок, на который накинули мешок, на всю голову нахлобучив, и зашили серебряной нитью, чтобы не слетел. Поигрывая обнаженными мечами, Гель охраняли два воина.
Берег. Жадные зубы секир вгрызлись в сухой кустарник. Воины занялись обустройством лагеря. И вот уже натянулась выбеленная дождями ткань палаток, задымили костры, котлы повисли над огнем, и выставленные посты напрягли глаза, высматривая врага. Обычная суета чужаков в чужом краю, ничего особенного.
Эрику и Гель нашлось местечко в куче припасов, сгруженных с дракаров. Голову Эрик положил на свиной окорок. Похоже, на ужин будет солонина. И это значит, что охота на сегодня не запланирована и отбирать скот у местных жителей стурманы не намерены, а потому на свежатину рассчитывать не приходится. А зря. Эрику хочется свежего мяса. Без соли. Совсем без соли. И без перца, которым забивают гнилостный запах. Эрик ненавидит перец и соль, никогда их есть не будет. Никогда!
Кстати, насчет местных жителей.
Стоило Эрику подумать, что эти благодатные земли наверняка заселены, а за побережьем, опасаясь набегов, наблюдают, как в бухту явились гости, двое. Да не с хлебом-солью – тьфу! – пожаловали, а с претензиями. И были они не просто какими-то людишками с бугра – господа мытари почтили своим вниманием пришлых из-за моря. Кому, как не им, взимать плату с путников за пристанище?
Они – женщина средних лет и мужчина в возрасте – поклонились:
– Здравия вам, стурманы. Рады видеть в пределах наших. Отдохнете, водой пополнитесь да в путь далекий соберетесь!
Мытари не спрашивали – утверждали. Мол, видеть вас рады, но утром отчаливайте, мужчины хорошие, подобру-поздорову.
А еще они сказали:
– За приветливость нашу платят серебром сполна. Таков закон, таков порядок.
Упираясь затылком в окорок, покрытый коростой соли, пригляделся Эрик и прислушался. Стурманы весьма сдержанно выразили недовольство визитом местных жителей, тихонечко, меж собой, назвав мытарей «отродьями Свистуна» и «червями животов».
Ну-ну. Всего двое мытарей, выглядят слабенько, дунь – пополам перешибешь. Баба да старикашка что́ могут против сотни воинов, проверенных битвами и годами странствий? Старикашка сгорбленный, седой и бородатый, в холщовой рубахе до пят. Руки жилистые, тонюсенькие. Женщина еще не старая, про таких говорят: наливное яблоко, дальше сок вбирать некуда, дальше только гнильцой покрываться. Красота ее – полдень солнца. Дальше – закат старости, морщины и прорехи в зубах. Но сейчас-то, сейчас! Гибкий стан, широкие бедра, высокая округлая грудь колышется в такт шагам. Не идет – волнует стурманов. Не говорит – любовь-страсть распаляет. Томленья в паху – ого-го! Да только пользы от любви той с птичий клюв. Навара от страсти – как жира в похлебке из рогов и копыт. Ибо охраняли мытарей кошмарные твари, в вечернем полумраке едва заметные.
Вот кого стурманы называли «отродьями Свистуна», порожденьями жутких долин и подземелий Запретного Мира, такого далекого, что Эрику туда в самом глубоком сне не добраться.
Давно, пару зим назад, видел он на торжище заморского зверя о двух хвостах, огромного и сильного, способного переносить по пять бревен за раз. И очень зубастого. Так вот твари, сопровождавшие мытарей, мощью ничуть не уступали тому зверю.
Представьте простого ежа, что вам в пупок иглами засадит шагов с десяти, если в лесу на него наткнетесь. Представили? Нет? Не видали никогда? Странно, в окрестностях гарда Замерзших Синичек тех ежей что брусники на болотах. Рубят ежей, стрелами портят, на копья сажают, норы кипятком заливают – все равно плодятся, изводу им нет. Каждое лето нападают на овец и детишек, а то как же, обязательно. Эрика однажды чуть не угробили. Он едва успел на дерево вскарабкаться. Ежи, целый выводок, принялись в мальца отравленными иглами стрелять. Напыжится еж, нахохлится, как воробей в мороз, а потом резко выдохнет – и полетела вверх игла в руку длиной. Щ-щух!!! – сквозь ветки. Дзычь!!! – рядом с ногой в кору. Хорошо, Эрик высоко залез, не попали в него ни разу…
Так вот одна тварь из тех, что прятались в темноте за спинами мытарей, на ежа была очень похожа. Только лап у нее не восемь, а четыре всего. Но тоже зверушка вся в иглах. И сопела она громко, дышала так.
А вторая тварь… Морок, что ли? Не пойми кто и зачем. Ни очертаний, ни рук-лап, ни морды не разглядеть. Видать, кошмарище выползло из того же Мира, где обитают единороги-призраки.
Короче говоря, капризы мытарей стурманы восприняли всерьез: без разговоров отсыпали столько эре, сколько спрошено было, пообещав на рассвете уйти по воде. Вот только…