А вот и клубничная поляна.
Эрик, конечно, сюда случайно забрел. Ручей перешел, сквозь малинник пролез, обогнул лежбище живых камней и трижды кувыркнулся через следы вурдалака. Бывает, заблудился, дело житейское. А раз так, обидно не попробовать колдовских ягод, верно?
Эрик огляделся. То тут, то там валялись ржавые доспехи. Сюда, наверное, много доблестных витязей захаживало. Старенький ежик-шипастик, седой совсем, сидя на пне, стрекотал отравленными иголками и подставлял теплым лучам живот. Ползали всякие букашки. Мимо Эрика, перебирая ножками, пробежала и спряталась под листьями клубники сколопендра. Он отступил чуток – от укуса сколопендры тело покрывается типунами и дыхание в груди вязнет. Боязно, да. И все-таки…
Может, ягодку?
Одну?
Ведьмы днем в норах прячутся, так почему бы и не полакомиться?
Ягодку? Красненькую? Вон ту? Он сам не заметил, как очутился на поляне.
Запретная клубника показалась ему вкусней жарко́го из кикиморы, пахнущего заморскими специями. Эрик наклонился, сорвал которую уже ягоду: ох и ах, м-м-м!
«А как же дар предвидения?!» – вспомнил он и попытался заглянуть на год вперед, но… Наверное, подождать надо, не все сразу.
Он осторожно присел на листья. Тут и там сквозь зелень проглядывали странные ржавые штуковины, громоздились посреди поляны большие, размером с дом, короба из стали, назначение которых было непонятно…
В отличие от братишки Хеда Эрик умел долго сохранять неподвижность. Старейшины даже хотели определить его в охотники на водяных крыс. Это ремесло требует неимоверной усидчивости. Крысы пугливы и подплывают к берегу с большой неохотой. В гарде Замерзших Синичек есть только один охотник на водяных крыс – Джаг Крысятник. Он находит в камышах гнездо и садится рядом, прямо в воду. И сидит так седмицу, две, десять…
Однажды Джаг прождал у гнезда девять месяцев. Все это время он не ел, не пил и не дышал. Его поливали ливни и обдували ветра, пиявки день и ночь сосали кровь Джага, одежда его сгнила, а в волосах зимородки вывели птенцов. Лицо Крысятника покрылось мхом и обросло болотными лотосами.
И водяная крыса таки приплыла. Схватившись за стебли камыша скользкими щупальцами, она вытянула из воды пупырчатое тельце, и…
Джага встречали хороводами и танцами. Еще бы! Из водяной крысы можно вытопить кувшин жира, незаменимого в любовном зелье и в снадобье от лихорадки. За год Крысятник добывает два, а если очень повезет – три зверя…
Эрик сам не заметил, как вложил в рот еще пару ягод. Надо же, какая клубника вкусная! Раньше-то он никогда ее не пробовал, а жаль. И вообще ему понравилось на ведьмовской поляне, даже уходить не хочется. И раз уж его прогнали из отчего дома, ничего толком не объяснив, то почему бы и нет?!
Сладкий сок окрасил лицо алым. Эрик засмеялся и опрокинулся на спину, ему было хорошо. Он жевал, глотал и опять жевал, а ягоды не кончались! Он трогал прохладные листья, зеленые и нежные. Живот его заметно округлился и вздулся. Листья баюкали Эрика, гладили по лицу и забирались под одежду. И ему это нравилось! Он лежал бы так вечно: сочная мякоть во рту, сумеречное небо над головой и прохладный ветерок…
Благодать!
Клубника щекотала усиками, оплетала. Так удобней, верно? Так надежней, да, малыш? Я избавлю тебя от всех невзгод, охраню, укутаю, укрою…
Тебя никто не найдет. Никогда.
Да?
«Да», – хотел ответить Эрик.
И не смог.
* * *
У края клубничной поляны едва заметно шевелился зеленый холмик.
Если присмотреться, сквозь листья можно увидеть посиневшее лицо. Корни сдавили горло мальчишки, тяжелые ягоды навалились на грудь. Еще немного, и он останется здесь навсегда.
Кожа Эрика неимоверно зудела, но чтобы унять зуд, надо вырваться из цепких объятий клубники. А на это уже не было ни сил, ни желания. Мальчишке чудилось, что он видит отца, стоящего у могилы матери. А рядом с отцом – Хильд и пятеро малышей. Сестренку, располневшую, но все равно красивую, держит за локоть огромный бородач, по всему – ее муж. А вот и Хед. Брат смотрит на свежую насыпь. У него ярко-голубые глаза… У Хеда есть глаза!
А потом Эрик увидел морские волны и воинов в доспехах. И были еще длинные светлые волосы, и ядовитые змеи, и яростная скачка по заснеженному лесу, и даже охота на огромного пустынного дракона… И дорога без конца и края, и пыль на истоптанных сапогах, и окровавленный меч в слабеющей руке…
Неужели клубника действительно дарует прозрение?! Так вот, значит, какая судьба уготована Эрику. Не таким он представлял свое будущее…
Под веки набилось чернозема, рот заткнул кляп из дождевых червей, а в паху шевелилась сколопендра, готовая в любой момент навечно успокоить провидца.
– Стой, Гель! Куда?! Вернись! Назад! – услышал он знакомый голос, и тут же хрипло залаяла собака.
Слюнявые клыки рвали зеленую сеть, опутавшую тело мальчишки, когти выцарапывали изо рта перегной.
– Гель?! Ты куда?! А ну вернись!
Собака громко лаяла прямо в ухо Эрику.
А потом сильные руки подняли его и куда-то понесли.
* * *
От ледяной воды слезились глаза.
Эрик долго вымывал землю из-под век. Его спасли Урд Криволапая, старуха из родного гарда, и девочка, что путешествовала с ней. Девочку звали Гель, светлые волосы ее были заплетены в две косы. Отец – зачем он это сделал? – встал на колени и, хлюпая носом, поблагодарил старуху и Гель.
Как же Эрику было плохо… Сначала его тошнило красным соком. Потом, когда внутри опустело, Криволапая заставила его пить воду, такую холодную, что сводило зубы. Пальцы глубже в рот, говорила она, еще глубже…
Стемнело.
Запылал костер.
Козьим сыром и мясом тюленя угостил отец Криволапую и Гель, дочь Свинки. А ведь совсем недавно эта девчонка навела на гард черноволков. Уж ее-то Эрик благодарить не стал бы, но отец так посмотрел на него, что пришлось подчиниться. Правда, поклон получился едва заметным.
В тот вечер впервые за много лет у Эрика не было аппетита. Он хотел вернуться домой. Сильно-сильно хотел.
А еще, затаив дыхание, он слушал историю о близняшках.
В ночь, когда метель-завирюха встретилась с первым паводком, Сюр по прозвищу Свинка родила девочек-близняшек. Сюр кричала и тужилась, ей было так больно, что из-под век текла сукровица, а под ногтями проступили синие пятна.
В ту ночь зима захлебнулась в талой воде, а вокруг затерянного в лесах гарда собралась стая черноволков. Ингвар Родимец божился, что видал косолапого палэсьмурта, который, хохоча, оборачивался то седым старцем, то огромным медведем. И будто бы перевертень орал похабные песни и смешно плясал, хлопая себя по толстым ляжкам.