— Смотри, чтоб книга вышла чертовски хорошей!

Пфефферкорн обнял океан.

121

Он плыл.

Крики и всплески остались далеко позади, а потом сгинули вовсе. Вода перестала сопротивляться, он плыл, один. Никому его не догнать. Он миновал береговую излучину. Обжигало легкие. Сводило ноги. Миновал рыбацкие лодки. Когда берег исчез, он перевернулся на спину, и течение понесло его в бескрайний океан.

Он думал, что утонет. Нет. Он дрейфовал. Вода перекатывалась через грудь, затекала в уши. Солеными слезами щипала глаза, будто этим плачем наоборот он вбирал в себя мировую скорбь. Хотелось пить. Текли часы. Солнце достигло зенита, а затем неспешно полетело вниз, словно бомба в замедленной съемке. Небо стало соборным куполом. Пала ночь. Он кружил под кружащими созвездиями. Настало утро, солнце палило, будто карая. Кожа на лице размякла. Вздулись волдыри, но он все плыл. К ночи жажда исчезла, желудок умолк, а сам он усох, точно экспонат в банке, одновременно грузный и невесомый. Боль отстала. Шло время. Солнце вставало и падало, вставало и падало. Одежда его истлела. Он плыл голый, как младенец.

Потом он стал меняться. Вначале изменились ощущения. Он больше не чувствовал своего тела. Было грустно, словно простился со старым добрым другом. Но пришло утешение. Он чувствовал нечто новое, его превосходившее. Земная атмосфера стала покровом. Он улавливал зыбь от далекого судна. Щекотку ламинарии. Скольжение сардин. Тычки акул. Шершавое чирканье бакланьего крыла. Теперь он иначе слышал. Понимал беседу китов. На неизмеримой глубине подслушивал секреты камбалы. Будто став камертоном самой жизни, он ей отдался, распахнувшись навстречу всему живому. Первыми поселились водоросли. Потом на спине и ногах пристроились морские желуди. К ним присоседились улитки-блюдечки. Мидии стали его усами, а топляк и всякий мусор — его короной. Пальцы его выпустили ниточки руппии. На спине и плечах кораллы возвели города, в которые потянулись морские черви и рачки, актинии и рыба-клоун, губаны, спинороги и зебрасомы. В пупке плодились крабы. Угри свернулись под мышками. Он стал категорией. Он стал основой. Минералы залегли меж пальцев рук и ног. Захватили голени. Срастили ноги. Он отвердел и стал монолитом. Он разрастался. Он привечал. В нем появились пещеры и фиорды. Пилоты низко летевших самолетов уже принимали его за песчаную отмель. Он начал влиять на приливы и отливы. Органические вещества, укрывшие его грудь, преобразовались в плодородную почву. К животу его прибило кокос, из которого выросла пальма. Альбатрос обронил семена. Из них пробились полевые цветы.

Переменившийся ветер подогнал его, средоточие трепетной и пышной жизни, ближе к берегу, откуда он виделся огромной, приветственно вскинутой рукой. Первыми его заметили рыбаки. Пошла молва о его природной красоте. Геологи спорили, как его обозначить. Казалось, ему хорошо там, где он есть. Предприимчивая компания организовала экскурсионные туры. Во избежание губительных последствий туристический десант ограничивали: за раз не более двадцати персон. От него остались одни глаза, что смотрели изо всех уголков этой суши, сотворенной из многих слоев, живых и мертвых. Туристы смотрели ему в глаза, вопрошая: это он? И получали ответ: да, он. Тогда они расстилали одеяла и устраивали пикник. Загорали на его берегу. Дети строили песочные замки и плескались на его мелководье. Проплывали стаи резвящихся дельфинов. Всем было хорошо.

Благодарность

Жпасибхо бху Граф Станислав Козадаев для трансбастардизатион.

Спасибо Стивену Кингу, Ли Чайлду, Роберту Крейсу, Крису Пепе и всем из «Патнэма», Эми Броси, Зэку Шрайеру, Норману Ласке, Лайзе Доусон, Чендлеру Крофорду, Нине Солтер и всем из «Ле Дё Терр», Джули Сибони, Дэйвиду Шелли и всем из «Литтла Брауна», Великобритания.

Отдельное спасибо за все моей жене, подкинувшей идею казино в казино.