— Отвези меня домой, — просит она.
Но все выходит не так.
Сильвер смотрит на стоящих на лестнице Кейси и Джереми и понимает, по позе Кейси, по бегающим глазам Джереми, что они только что занимались сексом. Он не может объяснить почему, просто знает. Интересно, поняли ли они то же самое про них с Дениз. Он все еще прокручивает в голове последний час, то, как они пришли к нему, как стена между ними рухнула, словно ее никогда и не было. Он понимает, что ему не стоит на многое рассчитывать, но в глубине души все же отчаянно надеется, что это могло значить нечто большее. Он всегда имел опасную привычку в тяжелых ситуациях проявлять слепой оптимизм. Он знает это за собой, знает, что во многом именно этому обязан хаосом, царящим в его жизни последние десять лет. Но даже сознавая это, он не может унять голоса, говорящие ему, что все происходит не просто так, что даже сломанные часы два раза в день показывают точное время, что в невероятной беременности Кейси, вернувшей его в жизнь Дениз ровно тогда, когда та собралась замуж за Рича, есть некая кармическая сила, сделавшая законы любви доступными, только руку протяни.
Он не может удержаться. Когда он смотрит на Дениз, даже теперь, когда она всхлипывает на плече у Рича, он знает, что любит ее так, как только человек способен любить другого человека.
Но она не какой-то человек, она — мать его дочери, и, может, то, что они с Дениз прошли мимо их старого дома, потом отправились к нему и занимались сексом в его постели, как будто там им и место… может, все это судьба, Провидение, Бог его потолка с вихрями, исправляющий старые ошибки и отправляющий их втроем в новое плавание. То, что он спал сегодня с Дениз, а потом они приехали сюда забрать Кейси, по-своему правильно и важно — словно новое начало их как семьи. Он смотрит на Дениз и понимает, что как раз это хотел сказать ей тогда, в кровати; что лежать с ней голым, бок о бок, ощущать себя внутри нее было для него все равно что вернуться домой после долгих скитаний по бескрайним морям. Он смотрит на нее и хочет сказать ей все это, сказать, что, целуя ее, касаясь ее, трахая ее снова, он ощутил в себе что-то такое, чего ему недоставало тогда, когда много лет назад он позволил им с Кейси уйти, и что если она даст ему еще один шанс, пожалуйста, именно теперь, когда он знает, каковы ставки, когда он прошел через страдания и боль, потери и годы одиночества, он знает, что на этот раз будет держать их крепко-крепко и уже никогда не отпустит.
Он смотрит на нее, собираясь сказать все это, но потом видит выражение ее лица и выражение лица Рича, Кейси и всех остальных, уставившихся на него, и догадывается — слишком поздно, — что уже все сказал.
Дениз в ужасе смотрит на Сильвера, потом на Рича, который отшатывается от нее, будто у нее вдруг выросли клыки. Она обливается холодным потом, живот сводит, и земля уходит из-под ног. Она совсем одна со всем этим, точно так же, как когда Сильвер впервые ушел от них. И о чем она вообще думала, ложась с ним в постель? Это жалость? Прощание? И то и другое — пустая трата времени, когда дело касается Сильвера.
— Рич, — произносит она, и больше ей сказать нечего.
Только его имя, сорвавшееся с языка, — как признание. Рич смотрит на нее, и в его глазах такая боль, какой ей не доводилось видеть, и она выпархивает из своего тела, с какого-то насеста над собственным плечом наблюдает этот безумный спектакль, в который превратилась ее жизнь. Подойдя к входной двери, он едва заметно кивает ей. Дениз вдруг понимает про себя одну печальную вещь: никогда она так глубоко не любит мужчину, как в момент, когда он покидает ее. Так оно было с Сильвером, так оно повторяется теперь. Это что-то вроде озарения, которое наутро позабудется, но сейчас с пронзительной ясностью она понимает, что ей никуда от себя не деться.
Ей надо бы догнать его. Она это понимает. Кинуться вслед, плакать и умолять, и чтобы он наорал на нее, наговорил всякого, бросил стенать на коленях, и смотреть вслед его автомобилю, уносящемуся в ночную даль. Она ни разу не попадала в такую историю, но знает, что предполагается именно такое развитие событий. Но в данный момент все оставшиеся силы уходят на то, чтобы просто существовать. Одно движение, даже резкий выдох, и она рассыплется в прах.
А потом рядом оказывается Валери, подхватывает ее. Должно быть, она, сама того не заметив, начала терять сознание.
— Дениз, — говорит Валери.
— Прости, — просит Дениз.
— Скажи мне только, при чем тут Джереми?
Дениз смотрит на подругу, на легкие морщинки, пробивающиеся сквозь ботокс на лбу, на густо подведенные глаза, на тени, скопившиеся в гусиных лапках у глаз, и чувствует прилив нежности к ней. Мы все обречены. Так или иначе.
И потому она рассказывает ей.
Начало вечера было таким многообещающим, думает Сильвер. Всего пару часов назад он сидел между Кейси и Дениз в родительской столовой, окруженный запахами детства, чувствовал себя в безопасности, любимым и полным надежд. Потом, что невероятно, занимался любовью с Дениз, и ее пальцы скользили по его спине точно так, как это было годы назад. А теперь, точно так, как и годы назад, Сильвер наблюдает, как все это летит в тартарары. Он видит, как Рич стремительно выскакивает из дома, как меняется в лице Кейси, а потом меняется еще больше, видит, как бледнеет Дениз и слегка заваливается на Валери. Валери же, похоже, готова растерзать любого, явно только бы понять, что тут происходит и, что важнее, кто виноват. Сильвер хотел бы слинять до того, как это выяснится. Он хотел бы уехать из страны, чтобы не видеть обреченного выражения лица Кейси, упрека и сожаления в глазах Дениз. Все, чего я касаюсь, превращается в дерьмо, думает он, испытывая не жалость к себе, но чуть ли не восторг ученого, познавшего истину Он смотрит на Кейси, которая выпускает руку Джереми и, пройдя последние два пролета, становится перед ним.
— Какого черта, пап? — шепчет она так тихо, что слышно только ему.
В ее голосе нет злости, лишь страдальческое недоумение, которое превращает ее в маленькую девочку.
— Все будет нормально, — уверяет он ее.
Кейси качает головой, и горько улыбается, и уже не кажется маленькой девочкой, теперь она выглядит как все женщины в его жизни, которые только качали головой, поражаясь тому, как это они сразу не поняли, что он полный кретин.
— Кейси…
Она снова качает головой и бросает на него мрачный недобрый взгляд.
— Даже не представляла, что моя жизнь может превратиться в еще больший кошмар, — говорит она. — Но потом я снова впустила в нее тебя.
Он не в силах поднять на нее глаза, боится увидеть искаженное ненавистью лицо.
— Прости, — произносит он.
Кейси плевать. Она разворачивается и направляется к выходу. На пороге она снова оборачивается к нему.
— Если ты собираешься умереть, — говорит она, еле сдерживая слезы, — лучше бы ты не слишком с этим затягивал.
И выходит на улицу, оставляя его с вывороченными кишками и с туманным желанием покончить с собой.