— Женщина — она тоже в чем-то волк. Может быть, я все-таки Один, — произнес он и умер.

Элис села, тяжело дыша и дрожа всем телом. Она была залита кровью короля. Девушка обернулась, поглядела на холм. Нет вре­мени отдыхать, нельзя задерживаться. Элис подбежала к павшим монахам. Мареллус был мертв, ряса на груди разорвана, и в проре­хе на белой коже багровела рана, зато Авраам был жив, хотя и без сознания. На нем не было видно ранений, только челюсть ужасно распухла. Король, наверное, ударил его кулаком или сбил на землю дубинкой, решила она.

Она вернулась к телу короля. Быстро сорвала с него одежду и на­тянула на себя. Элис утонула в его штанах и рубахе, как и в длин­ной кольчуге, но все равно их надела. Кольчуга тяжело давила на плечи, однако, когда Элис затянула на талии королевский пояс, ста­ло гораздо легче. Надо сказать, тяжесть доспеха вселяла спокой­ствие и придавала уверенности. Она прицепила к поясу королев­ский меч и нож, завернулась в его забрызганный грязью плащ и закинула на спину щит, как это обычно делал брат. Элис едва не выбросила щит из-за омерзительного изображения волка, которое она так часто видела на знаменах викингов. Шлем был слишком ве­лик, оттого бесполезен, зато она влезла в сапоги короля, радуясь возможности согреть босые ноги. У короля имелись при себе и деньги — два денария и три тремиссиса. Еще у него был краси­вый серебряный браслет: змея, кусающая себя за хвост. Элис суну­ла под кольчугу и кошель, и браслет.

Потом осмотрела исповедника. Он дышал, но едва-едва. Необ­ходимо отвезти его куда-то, где он сможет отдохнуть, но что де­лать со вторым бесчувственным монахом? Конь Зигфрида был слишком высоким, чтобы она смогла положить на него Авраама, а мул не увезет двух человек. Она вгляделась в крестьянские до­ма у реки. Теперь было видно, что они сожжены. Сразу за домами начинался брод, а рядом возвышался еще один лес. «Лучше всего укрыться под деревьями и как следует все обдумать», — решила Элис. Придется сделать две ходки, с исповедником и с раненым Авраамом.

Элис снова поглядела на склон холма. Она видела, что сверху кто- то спускается. Надо спешить. Она подозвала коня Зигфрида, совсем тихо, едва слышно. Конь развернулся, словно его потянули за узду, и тут же подошел. Он был высокий, а она путалась в плаще и боль­ших сапогах, однако животное стояло смирно, и в конце концов Элис забралась в седло, при виде которого замотала головой от от­вращения. Оно было сделано из кусков дерна, как и многие седла викингов. Недостойный короля предмет, решила она, и уже тем бо­лее недостойный благородной дамы. Но все-таки это было седло, им можно пользоваться, значит, придется.

Элис развернула боевого коня и подъехала к мулу, наклонилась, чтобы взять его под уздцы. Затем обернулась на холм. Человек те­перь бежал по склону во весь опор, размахивая руками, словно без­умный. По большому мешковатому кафтану, по перекошенной шап­ке и острой бородке она узнала купца, который, отдуваясь и сопя, мчался к ней и махал руками, стараясь привлечь внимание, однако не произнося при этом ни звука, словно придворный дурак, изо­бражающий безумного мима.

Элис догадалась, что за ним погоня, точнее, он боится привлечь внимание тех, кто мог бы погнаться за ним, потому и молчит. Она понимала, что купец снова попытается выручить за нее выкуп, но, с другой стороны, разве не это ей нужно? Она не может рисковать и подвергать себя опасности оказаться в плену у норманнов. Купец сумеет пройти между врагами, которые, вероятно, рассыпались по берегу реки, добраться до ее брата и попросить, чтобы ей присла­ли помощь. И еще он поможет ей перенести брата Авраама.

Она развернула коня, чтобы взглянуть на купца. Леший пере­гнулся пополам, упираясь локтями в колени, и повизгивал, словно загнанная охотничья собака.

— А ты держишь слово! — проговорил он так, словно каждый произнесенный звук был ударом молота по наковальне, от которо­го сотрясалось все его тело.

— А ты свое держишь?

— У меня были кое-какие дела с королем. И у тебя, как я погля­жу, тоже. Это монахи его прикончили? Не могу поверить!

— Он умер от меча, — проговорила Элис, — своего собственно­го меча в руке женщины.

— Ты его убила? — переспросил Леший. — Ни одному воину франков это не удалось. Как у тебя получилось? — Он так и стоял, согнувшись пополам и пытаясь отдышаться.

Элис пропустила вопрос мимо ушей — им пора двигаться.

— Один из монахов еще жив. Понесешь его, — сказала Элис.

— В таком случае у тебя на руках станет одним покойником больше, — заявил Леший. — Давай лучше я помогу положить его на лошадь.

Элис кивнула. «Это гораздо разумнее», — вынужденно призна­ла она.

— Мы идем к лесу, — сказала Элис. — Оттуда ты сможешь от­правиться на южный берег. Иди в аббатство Сен-Жермен или же, если путь перекрыт, постарайся отправить весточку в город. Есть люди, которые за достойную плату благополучно входят и выходят из города.

Она сунула руку под широкую кольчугу и вынула браслет. Бро­сила его Лешему.

— Скажешь стражникам моего брата, что это прислала его се­стра, сняв с тела убитого ею короля.

Леший рассмотрел браслет и кивнул, оценив тонкую работу.

Брат Авраам был не таким легким, как исповедник, и им при­шлось порядком помучиться, прежде чем они перебросили его че­рез спину лошади. Элис повела коня в поводу, а Леший придержи­вал монаха и вел за узду мула. Когда они подошли к черным остовам сгоревших домов, облака закрыли луну. Мрачный частокол леса у них за спиной скрылся в густой тени.

Они не заметили всадника у кромки леса, в том месте, где дере­вья спускались с холма, не заметили и силуэта человека в плаще из перьев, который выступил из черноты, держа за руку бледную жен­щину и глядя им вслед.

Глава девятнадцатая
БИТВА С СЕРДОЙ

Леший проголодался и продрог. Наступил тот самый час перед рас­светом, когда ночь кажется особенно холодной, вероятно, потому что сознаешь приближение дневного тепла.

Девушка отказалась уделить ему хотя бы край плаща, вместо того укрыв бесчувственных монахов. Он заметил вслух, что боль­шой монах вообще не понимает, холодно ему или тепло, и гораз­до лучше согреть того, кто пребывает в сознании, но в ответ де­вушка только наградила его таким взглядом, от которого стало еще холоднее. И все же Леший не стал сокрушаться по этому поводу, потому что она и сама страдала. Под кольчужной рубахой, которую она явно не намеревалась снимать, на ней были только шелковая рубашка и легкие штаны Зигфрида. Не слишком подхо­дящая одежда для промозглой ночи.

Леший, выходец из земель русов, привык к холоду, но еще он привык одеваться по погоде. Ночи пока оставались прохладными, даже когда стоял штиль, а тут еще ветер раскачивал деревья и гнал промозглый воздух с реки на их лагерь, если это можно назвать ла­герем. Вопрос о костре даже не возник — не было ни кремня, ни кресала, чтобы развести огонь. Кроме того, костер возбуждает лю­бопытство посторонних, а это им сейчас нужно меньше всего.