Позвонить, спросить?
А если все-таки труп переложила она? Или ее мать?
Паша вновь долгим глотком приложился к горлышку бутылки. Хорошая штука, из горла и без закуси идет за милую душу… Внутри опять потеплело. Используя недолгий миг коньячной решимости, Шикунов резко распахнул дверцу.
Трупа в холодильнике не было.
4
Он сидел на табуретке, завороженно уставившись в белое нутро «Индезита».
Если Лющенко сюда не запихивали, то кто и зачем вынул полки? Может, попытались впихнуть, но не получилось? Может, трупное окоченение длится дольше, чем смутно помнилось из прочитанных детективов Паше?
Возможно, возможно…
Но есть и другой вариант. Когда Шикунов лихорадочно метался по квартире, собираясь в Александровскую, у него ведь гвоздем в голове засела мысль о процессе разложения и о сопровождающем сей процесс запахе. И Паша настойчиво искал способ, как избегнуть и того, и другого.
Запихать труп в холодильник – мысль вполне логичная при таких исходных данных. Допустим, к ее исполнению Паша и приступил, вытащив полки. Но потом остановился на более эстетичном и гигиеничном варианте (продукты из холодильника, приютившего Лющенко, в глотку потом все равно бы не полезли). Однако именно холодильник натолкнул Шикунова на мысль воспользоваться льдом, изобильно наросшим в морозилке опять барахлящего ЗИЛа.
Логично. Здраво.
Но есть маленький нюанс. Паша абсолютно не помнил подобный ход своих рассуждений. Более того, извлечение полок из «Индезита» в его памяти никак не отложилось. Смутно вспоминалось, как лед сыпался из большой миски в ванну, но каким образом Шикунов пришел к такому решению, он теперь понятия не имел.
Плохи дела. Провалы в памяти – признак тревожный. Этак панические мысли о собственном сумасшествии, накатившие при виде опустевшей ванны, могут сбыться. Попробуем еще раз…
Он попробовал – медленно, шаг за шагом, восстанавливал последовательность своих действий в воскресное утро. Не помогло. Как сыпал лед в воду – помнил. Откуда его взял – нет.
Отчего-то Паша всегда считал, что может лишиться руки или ноги – мало ли в жизни случайностей, но уж мозг-то ему не откажет. Мозг – память, логика, эмоции – казался чем-то вечным, данным раз и навсегда, и должным до конца пребывать в неизменном виде… Сумасшествие – для других. Не для него. Оно реально, оно случается, – но никогда не случится с Пашей Шикуновым. Как, впрочем, и рак, и СПИД…
Теперь уверенность поколебалась.
Какой еще фрагмент мог напрочь выпасть из воспоминаний? Может, способ с высыпанным в воду льдом вдруг показался Паше для суточного отсутствия не слишком действенным? Может, он выудил тело, герметично запаял в пластиковый мешок и куда-нибудь запрятал? И обо всем напрочь забыл?
Он застонал и долгим глотком прикончил «Арарат». Так, рассуждая, можно дойти до чего угодно. Возможен самый смелый полет фантазии. Без каких-либо ограничений.
Например, Шикунов за ночь изобрел и построил из подручных радиодеталей какой-нибудь дематериализатор органической материи. Распылил паскудницу Лющенко на молекулы-атомы, вновь разобрал агрегат на запчасти и обо всем благополучно позабыл. Бред. Бред киркоровской кобылы…
Надо действовать спокойно и последовательно. Принять постулат, что труп квартиру не покидал. Обыскать все – и тело где-нибудь да обнаружится. И тогда можно будет логично поразмыслить – как оно туда попало. Виноваты ли провалы в Пашиной памяти или сыщется более конкретный и осязаемый виновник? Разберемся.
Итак, приступим.
1
Лющенко и после смерти осталась редкостной гнидой. Упорно не желала обнаруживаться.
Нигде.
Под ванной ее не было. И в самодельном фанерном шкафу, прикрывавшем трубы в туалете, не было. И на антресолях тоже.
Больше в санузле и прихожей мест, способных укрыть труп, не оказалось. Но Паша, верный своему решению обыскивать все, ничего не пропуская, заглянул даже в длинную низкую тумбочку для обуви. Даже порылся в груде свисавшей с вешалки одежды – вдруг да нашелся искусник, как-то прикрепил к стене Лющенко и задрапировал пальто-куртками?
Не нашлось таких умельцев.
Шикунов отправился в маленькую комнату, считавшуюся у них детской. Начал с балкона. Заклеенную на зиму дверь пришлось с хрустом отдирать – хотя холода давным-давно миновали, руки за семейными баталиями не доходили. Только когда под ногами загрохотали пустые стеклянные банки, в изобилии заполнявшие балкон, Паша сообразил, какой он идиот.
Дверь была заклеена! Пожелтевшая бумага, окаменевший клей… Но для очистки совести Шикунов осмотрел-таки балкон весьма дотошно. Как и следовало ожидать, безрезультатно.
Вернулся в детскую, стал искать там, со странным двойственным чувством. С одной стороны, отыскать Лющенко жизненно необходимо. С другой стороны, не хотелось, чтобы она – мокрая и разлагающаяся – обнаружилась именно здесь.
Не хотел, чтобы она нашлась под двухъярусной кроватью, на которой совсем недавно спали Натусик и Пашка-младший (и, надеялся Паша, еще будут спать!); или в шкафу, где две полки до сих пор занимали их игрушки, пока не вывезенные Ларисой (как же там, у тещи, засыпает Натусик без своего любимого Хыськи?); даже просто на паркетном полу, по которому ступали детские ножки, гниде Лющенко делать нечего.
Паша и прежде, когда Лариса ушла с детьми, а гнида еще была жива-здорова, не пускал Лющенко в детскую. Ну, не то чтобы повесил замок, но… Но как-то так получалось, что они курсировали лишь между прихожей и спальней. В детскую не заходили…
Подспудное желание сбылось. Трупа в детской не было. И Паша не понял – хорошо это или плохо.
2
Вторая и последняя комната была больше площадью и куда гуще заставлена мебелью (Лариса всегда говорила, что для детской надо много воздуха и света). Соответственно, и мест, куда можно спрятать труп, значительно больше.
Шикунов, собирая рубашкой пыль, вылез из-под шкафа. Хранившиеся там коробки отнюдь не маскировали тело Лющенко. Зато, выползая – когда лицо оказалось в считаных сантиметрах от паркета, – он увидел…
Паша и сам поначалу не понял, что он увидел. Едва заметное, чуть белесоватое пятно на темном дереве. Довольно большое. Он скользнул по пятну равнодушным взглядом, змееобразными движениями выскальзывая из-под нависшего предмета меблировки.
Потом как обожгло: именно такие следы оставались на паркете от влаги!
Но старым это пятно быть не могло никоим образом. Четыре дня назад Паша тщательно натер паркет мастикой – реализуя мысль навести идеальный порядок, а уж после звать Ларису и детей обратно…
Так-так…
Склонившись к полу, словно вынюхивающая дичь собака, Шикунов продолжил свои изыскания. И увидел второе пятно, точь-в-точь такое же, едва различимое, на расстоянии человеческого шага. Потом третье. Потом четвертое. Следы вели в прихожую.