Митя не стал отвечать.

— Наверное, Лешак помог. Сам бы ты с ним не справился… Значит, снять его мы тогда с дерева не смогли, земля вокруг еще горела. Решили утром вернуться, а ночью он сам ко мне пришел. — Ефимка замолчал, выпучил глаз. — Во сне. Да вот только мне до сих пор кажется, что это не сон был, а явь. Велел в лес идти. Я пошел. Иду — волков боюсь, а его боюсь еще больше. Снял с дерева, положил на землю, чувствую — земля под ногами шевелится, а в голове голос: «Не бойся, Ефимка, я тебя за службу отблагодарю». Когда гроб из-под земли появился, я уже знал, что делать. Сгрузил в него то, что осталось от Чуда, золотишка прихватил.

— Дальше что? — Темнело, подлую Ефимкину рожу в наступающих сумерках было не разглядеть.

— Все… Гроб снова, под землю ушел… Сам.

— Врешь! — Он шкурой чувствовал, что врет, каким-то особенным чутьем. — Убью!

— Он сказал, что через тринадцать лет вернется, что дело у него тут осталось.

— Какое дело?

— Не знаю, я о другом подумал…

— Подумал, что сможешь добраться до золота?

— А ты умный. Сказывается, видать, дворянская кровь. Только вот промахнулся я, — Ефимка кивнул на валяющуюся в сторонке лопату, — просчитался! Он вчера приходил. Ведь так? А я вчера весь вечер был на партсобрании, а потом до самого утра пил за родину, за партию с тестем и дружком его, чекистом. А чекиста, сам понимаешь, не пошлешь. Если велел пить, будешь пить. И свидетелей у меня полно, если захочешь проверить. — Ефимка говорил торопливо, заискивающе. — Так что не мог я твою девку убить, не было меня здесь. Я сегодня вот пришел, — он понизил голос до шепота. — Слышь, парень, а давай мы его прямо сейчас откопаем! Я место запомнил. Там золота на десять жизней хватит, поделим по-братски.

— По-братски, говоришь… — Митя сжал кулаки.

— А хочешь, большую часть себе возьми, мне не жалко.

— Сволочь ты, Ефимка… — Митя встал на ноги, всмотрелся в стремительно чернеющее небо. — Не хочется руки об тебя марать…

Бушевавшая в сердце ярость куда-то исчезла, уступив место смертельной усталости. Он не станет смотреть на этого гада, он будет смотреть на звезды. Машенька очень любила звезды… А деньги… Митя достал из кармана золотую монетку, подбросил в воздух. Монетка сверкнула маленькой звездочкой, упала рядом с Ефимкой… Деньги ничего не значат…

— Если кому-нибудь про меня расскажешь, убью.

— Никогда! Богом клянусь! — Ефимка не удержался, подобрал монетку, сжал в кулаке, спросил шепотом: — Так ты тоже знаешь, где клад?

— Вон пошел! — Ярость, уже почти стихшая, подкатила душной волной, выплеснулась из Митиного сердца, закружилась пепельным смерчем, поднимая испуганно орущего Ефимку все выше и выше над землей.

— Отпусти! Смилуйся! У меня жена, ребенок. Их пожалей! А хочешь, тебе служить буду? Так же, как Чуду, твоему отцу!

— Отцу?..

Смерч обрушил Ефимку обратно на землю, он взвыл от боли.

— Чудо мне сам говорил, что ты его сын. Что знак у тебя есть на теле особенный, как листок клевера. Что ты в его волчью породу пошел и сила в тебе есть. Учить тебя собирался. А ты не знал?..

Он не знал… Как много он, оказывается, не знал: ни про людей, ни про нелюдей, ни про самого себя. Сотворенный им смерч — лучшее тому доказательство. И родимое пятно в виде трилистника на руке…

— Уходи, — сказал Митя устало, — с глаз долой, пока не передумал, и помни, что я тебе сказал. Убью… Моей силы хватит.

А ему тоже пора, ему предстоит долгий разговор с дедом…

КСАНКА

То, что она сделала этой ночью, было за гранью разумного. Это и неправильно, и опасно. Ей требовалось лишь опоить Дэна и забрать медальон. Наверное, она бы так и поступила, если бы в каком-то отчаянно-сумасшедшем порыве не коснулась его щеки. Если бы он не открыл глаза, не позвал ее по имени. Даже одурманенный гарь-травой, беспомощный, как ребенок, он думал о ней, искал ее в своих видениях. Ее, девочку, которую давным-давно должен был забыть, выбросить из памяти и из сердца. Не выбросил?.. Не забыл?..

Ей нельзя было к нему прикасаться. Нельзя было допускать, чтобы еще одна ночь вышла из-под контроля. А она не смогла. И теперь его смутные догадки обрели под собой почву, а это очень плохо. На сей раз никто не должен ей помешать. На сей раз никто не должен пострадать самой темной ночью. На сей раз все зависит только от нее. Вот только медальон она так и не нашла. Еще вчера утром видела его на шее Дэна, а этой ночью медальон пропал, лишая ее надежды…

ДЭН

Бутылку из-под коньяка он так и не нашел. Что и требовалось доказать! Да это и неважно. Важно другое — Ксанка жива, она в поместье! Черт побери, да он занимался с ней любовью этой ночью! Какое еще нужно доказательство?! Дело за малым — найти ее наконец! А потом, когда он ее найдет, он никуда больше не отпустит, вдвоем они решат все проблемы.

О том, что случилось ночью, Дэн не рассказал никому, побоялся спугнуть свою хрупкую, призрачную надежду. До вечера еще есть время, он разберется. Надо только поговорить с Матвеем.

— Я нашел способ, как провести генетическую экспертизу. — Матвей выглядел помятым и не выспавшимся, наверное, опять полночи болтал по Скайпу со своей Аленой. — Нам не нужна кровь с дебаркадера! У нас есть волосы Ксанки и есть три женщины, одна из которых не та, за кого себя выдает. Я уже собрал все необходимые образцы. С Ангелиной все просто, прихватил пару салфеток, которыми ей вчера обрабатывали порезы, а вот чтобы добыть волосы Леси и Алекс, пришлось попотеть. Опять же, с волосами могут возникнуть трудности, слишком уж сомнительный материал, но что имеем, то имеем. Я уже вчера вечером отправил образцы курьером в Москву, у меня приятель работает в лаборатории, специализирующейся на медико-генетической экспертизе. Обещал сделать максимально быстро, но стопроцентной гарантии из-за сжатых сроков не давал. А нам ведь и не нужна стопроцентная гарантия, нам главное, чтобы было хоть по каким-то параметрам совпадение, а дальше уже как-нибудь разберемся.

— Когда ждать результаты?

— Предварительные уже сегодня вечером. Потерпи еще немного, старик! — Матвей похлопал его по плечу.

Да, он потерпит. Ничего другого ему не остается.

Наверное, это был самый долгий день в его жизни, День, когда не происходит ровным счетом ничего, а время, кажется, остановилось. Какое-то подобие движения началось ближе к вечеру. Первыми из «девичьего» флигеля вышли Гальяно с Леной. Нарядные, немного смущенные, явно одетые не для прогулки по лесу.

— Братан, я пригласил Лену в ресторан, — шепнул Гальяно ему на ухо. — К ночи вернемся. Вы же справитесь тут без меня?